Черная рука

Самар закрыл погребок и осмотрелся. Никого не видно. Да оно и понятно, ведь даже по деревенским меркам еще слишком рано. В такие ранние часы, становилось довольно прохладно, и мальчик невольно ускорял шаг, чтобы хоть чуток согреться. Направляясь к слепому пятачку, он очень надеялся на удачную рыбалку, а ведь еще

Поначалу ему было очень тяжело, постоянно вспоминались родители, но постепенно мальчик свыкся и вот уже пару месяцев вел самостоятельную жизнь. В четырнадцать лет это не легкое занятие. Сколько страха он испытал ночами, а ночи становились все длинней. Сколько ужаса оказывается живет в темноте погребка. А если с гор спустились волки и всю ночь напролет, то они воют, то собаки скулят? Но все проходит, ко всему можно привыкнуть… А погребок это все что у него осталось от некогда большого и уютного дома, где Самар жил с родителями.

Здесь извилистая тропинка круто спускалась к реке, и мальчик поморщился, представив новые мученья во время спуска. Самар споткнулся и остановился, устраивая на плече удочку. Проклятая деревяшка больно впилась в кожу, закрутив рубаху.

Рубашка вот тоже не по размеру — с чужого плеча. У Горюни остановился как–то чужак, он и оставил свои порванные вещи. Наказал, чтобы сожгла или выбросила, но старушка сложила все, на всякий случай… Кто ж знал, что случай этот его будет…

Походил, конечно, по деревенским, но его и на порог–то не все пустили…. Зачем в помощниках малолетний калека? «Иди, мол, там поспрашивай», — нисколько не сомневаясь, отправляли его к соседям.

Горюня в последние дни сильно ослабла, приболела. Вчера вот, даже поесть для себя не смогла приготовить. Хорошо еще, что Самар зашел, накормил старушку. Она одна из всей деревни тогда не отвернулась от обожженного и убитого горем мальчонки. Деревенская знахарка его и выходила; почти месяц провел он у нее в доме — спасла Горюня мальчика. Теперь и Самар старался отплатить добром: травы целебные собирал, корешки, ну а после удачной рыбалки обязательно с ней делился. Да и как иначе?

… …

Самар очередной раз проверил наживку. Жизнерадостный жирный червь, свисающий с крючка, окончательно его расстроил.

— Вот ведь беда, — буркнул он…

Поднявшись с грустным вздохом, Самар свернул удило и, закинув его на плечо, двинулся прочь от реки. Хромая он медленно топал по тропинке, присматривая знакомые травки и корешки: что–то можно будет съесть, а что и старой предложить. Тропка лежала среди густого леса, и лишь на берегу, около слепого пятачка, стройные деревья переходили в непроходимый подлесок. Мальчик с трудом продирался через кусты малины, а паутина и мелкие веточки липли к черной, как смоль и давно нечесаной шевелюре.

Сирота познавал все прелести самостоятельной жизни на собственной шкуре. А ведь пока были живы родители, как и вся детвора его возраста, он носился летом по полям, тогда еще не хромая на левую ногу. Не было печали… Отец лесоруб, валил лес и вязал плоты, сплавляя их в Козелок. Мама помогала Горюне людей лечить, травы собирать и стала со временем знатной травницей. Самар и сам помощник хоть куда, часто ходил с матерью в лес и на полянки, да и у дома росли многие травы. Но беда пришла, когда не ждали. Как бы горько это все не было, но Самар не забыл из тех событий ни мгновения, продолжая изо дня в день прокручивать их в памяти.

Весной мимо деревеньки проходили солдаты империи «зеленые плащи». Отец еще не вернулся с вырубки, а Самар оставался дома, перебирал травки да корешки, помогая маме. На улице послышался шум людей — это деревенские показали, где живет травница; в дверь требовательно постучали и мать открыла. Вошедший сразу же показался Самару очень важным, конечно, он и раньше видел солдат, но этот точно был из офицеров.

— Зуб болит, — махнул он рукой, — дай травы какой.

Это было совсем не похоже на просьбу, скорей приказ, и Самару стало очень обидно за мать. Но она уже что–то перебирала среди травок и через минуту протянула их. События бросились вперед…

Человек взял мать за руку, она попыталась вырвать ее, но куда там… Увидев, что маме больно, взведенный мальчик схватил тяжелый деревянный ковш и ударил им офицера. А тот, отбросив мать в сторону, развернулся к нему.

— Щенок… — процедил он сквозь зубы, и мечом в ножнах ударил Самара по ноге.

Мальчишка от боли закричал и упал. В тот же миг открылась дверь, и в дом вошел отец. В проходе мелькнули зеленые плащи. Увидев лежавших на полу сына и жену, Гавр, не рассуждая, махнул своим орудием труда, и топор направился в грудь гостя. Казалось еще мгновение…

Но все произошло иначе, чем хотелось бы Самару. Офицер легко отвел удар ножнами, а затем в одно мгновенье обнажил тонкую полоску стали, снося Гавру голову. Следующим движением он отправил в новый путь и мать Самара, а самого мальчишку пнул в голову. Самара спасли деревенские, вытащили его из горевшего дома; уходя из деревни, солдаты подпалили дом Гавра.

Солдаты отняли у него родных, оставили его калекой: нога в месте перелома срослась плохо и стала короче, а лицо и правое плечо уродовали следы ожогов. Солдаты империи отняли у него жизнь, ту старую жизнь без печали и забот — этого Самар никогда не забудет….

… …

— Горюня? — заглянул Самар.

Лучик света от приоткрытой двери лишь чуть–чуть отвоевал у темноты места, осветив маленькое помещение в домике деревенской знахарки, но мальчику ответила лишь тишина, угрожающе сдавив нервы. Сделав робкий шаг, он приоткрыл дверь шире; Горюня лежала на полу, казалось, она совсем не дышит…

Последнее время старушка сильно сдала, часто заговаривалась и редко готовила отвары. Теперь мало кто посещал знахарку: домик на отшибе, да и боязно — про нее ведь всякое говорили.