Черная Салли
Шрифт:
У Джима была гитара. Когда хозяин уезжал в гости или на охоту, Джим приходил к кухонному крыльцу и начинал тихонько наигрывать и напевать:
Я родился — у большой реки. Хейо! О хейо!Джен подхватывала:
Берега ее отсюда далеки. Хейо! О хейо! И на той большой реке живет — Хейо! О хейо! — Черный и свободный мой народ. Хейо! О хейо!К кухонному крыльцу отовсюду стекались усталые после дневной работы негры. Они хором пели грустные негритянские песни:
Белому — все дано, Черному — горе одно. Белый — хозяин земли и неба, Черный мечтает о корке хлеба. Белый родился и стал господином, Черный родился и гнет свою спину. Белому — все дано, Черному — горе одно…Понемногу гитара оживлялась, мотив делался веселее, и Джим Бэнбоу пускался в пляс.
— Джен, Джен, брось свою кухню, иди плясать! — кричал он.
И Джен — с суповой ложкой в руке, размахивая кухонным полотенцем, как шарфом, — кружилась по двору.
Негры азартно хлопали в ладоши и хором подпевали плясовую песенку:
Снял очки свои близорукий Том, И увидел он: на холме крутом Машет миcс ему носовым платком. Улыбнулся Том, поклонился Том, Замахал в ответ носовым платком. Нацепил очки и увидел Том: Белый бык стоит и вертит хвостом…Вдруг раздавался испуганный возглас:
— Хозяин едет!
Негры рассыпались, как вспугнутые птицы. Один Джим Бэнбоу продолжал пощипывать струны гитары. Он ничуть не боялся встречи с Кошачьим Паркером.
Хозяин тяжело слезал с лошади, и за ним, как черная тень, спрыгивал Прист.
— Марш спать! — командовал Паркер слугам, и кот Прист сердито фыркал на невольников.
ВЕСНОЙ В ВИРГИНИИ
Весной в Виргинии все цветет. Цветут азалия и камедное дерево, в горах распускается рододендрон. Теплый, пряный запах идет от жасмина. На полях уже зеленеют маис, табак и хлопок. Когда наступает вечер, на небе появляются крупные яркие звезды.
Весной Джен и Джим Бэнбоу поженились. Все негры поздравляли молодую пару. Они были счастливы, если только могут быть счастливы негры в неволе.
Вскоре у Джен родилась дочка, которую родители назвали Салли. Это был смешной темно-шоколадный шарик с круглым носом и торчащими во все стороны курчавыми волосами. Джен очень боялась за свою маленькую Салли и тщательно прятала ее от хозяина. Паркер заставил Джен, кроме работы на кухне, еще шить на рабочих. Правда, это было несложное дело, потому что весь костюм невольников состоял из холщовой рубахи и бумажных брюк. На ногах негры носили грубые деревянные сандалии, от которых у детей распухали ноги. Джен и Джим мечтали скопить немного денег, чтобы купить своей Салли, когда та подрастет, кожаные туфельки.
Прошло несколько лет. Салли быстро росла, и становилось трудно скрывать ее от хозяина. Она уже не хотела тихо сидеть за печкой в кухне и всюду совала свой шоколадный носик. И вот однажды Салли попалась-таки на глаза хозяину.
Как-то под вечер Джен рвала на огороде салат к ужину, Салли подставляла корзинку, а Джим Бэнбоу, сидя на крыльце, покуривал трубку. Неожиданно появился Паркер. Салли подбежала к нему.
— Откуда эта новость? — буркнул Паркер. — Всюду эти цветные лезут под ноги!
— Это моя девочка, сэр, — залепетала Джен, — она маленькая, сэр.
— Нечего даром есть мой хлеб! Пускай девчонка тоже работает, — приказал хозяин. — Негры и мулы должны работать наравне, — прибавил он свою любимую поговорку.
Пока он разглядывал Салли, Прист, мурлыкая, терся о ноги девочки. Паркер с удивлением поглядел на кота.
— Прист, поди ко мне, — позвал он. Но Прист продолжал ласкаться к Салли.
— Что за пропасть, кот никогда не любил черномазых! — изумился Паркер. — Прист, тебе нравится эта девчонка? Хочешь ее в служанки?
Прист замурлыкал еще громче. Паркер обратился к Джиму:
— Твоя девчонка будет ходить за Пристом. Каждое утро она должна его причесывать, выбивать его матрац, мыть его тарелку, готовить ему еду…
Джим бросил трубку; щеки его посерели.
— Нет, хозяин, — сказал он хрипло, — моя девочка не станет прислуживать кошкам. Девчонка годится на что-нибудь получше.
Паркер вытаращил глаза. Ему впервые осмеливались противоречить.
— Что такое?! — заревел он. — Бунтовать! Ты смеешь!
Он занес над Джимом хлыст.
Раздался громкий плач. Это заплакала Джен. Паркер с минуту глядел на Джима, на его напряженные скулы и закушенную губу.
— У, да ты бешеный, негр! — пробормотал он с проклятием.
Лицо Паркера стало совсем лиловым. Он бросил хлыст и вбежал в дом, хлопнув дверью так, что посыпались стекла.
Негры попрятались по хижинам.
Джен убежала в свою каморку возле кухни и всю ночь проплакала, прижимая к себе дочку.
— Что теперь с нами будет? Хозяин не простит, я его знаю, — причитала она.
— Брось плакать! Скоро все переменится, скоро мы с тобой будем свободными, — утешал ее Джим. — Мой отец сражался за свободу негров. Теперь снова настало подходящее время. О, уж мы покажем себя почище, чем в Канзасе!…
Джен испуганно зажала ему рот:
— Молчи! Молчи об этом!…
— Пускай слышат, мне все равно. Старый Грэгори говорил мне, будто бы аболиционисты [2] опять поднялись. Будто мальчишки-пастухи видели в Мэрилендских горах отряд белых и негров, и отрядом этим командовал сам Джон Браун.
2
Аболиционистами называли себя в Америке сторонники освобождения негров.