Чёрная Сибирь

Синицкая София

Глава 3

Каждый из нас – сын своих добрых дел.

М. де Сервантес. Дон Кихот

У героической группы, которой командовал Сергей Иванович Кондратюк, была невозможная задача Б: выбить врага с Воробьиной горы, вернуть посёлок Сироткино. И насущная А: привезти продукты, потому что, кроме соли и невкусного «Липтона» с бергамотом, из еды ничего не осталось. Надо было ехать в тыловое Щебёнкино: часть пути – по открытой, простреливаемой дороге среди полей. «Туда, потом обратно, – бормотал Кондратюк. – Очень опасно.

Либо ночью пешком без фонарика. За рулём будет кто-то один рисковать. Забьёт багажник крупой, консервой и поедет. Пешком втроём или вчетвером надо идти. Не так заметно, но долго, с тяжестью. Тоже непросто».

Уже несколько суток была тишина. Никакого движения со стороны Сироткино не наблюдалось, видимо, там готовились к наступлению – подгоняли «хорошие ништячки» и «дополнительные прибамбасы», эвакуировали, хоронили, пили кофе «три в одном», проходили путь Ведьмака в Белом саду. Но на Воробьиной горе в охотничьих засидках не теряли бдительность снайперы с древними винтовками Мосина и миномётчики. Внимательно следили за происходящим и были готовы в любую минуту открыть огонь.

Проклиная какого-то Лёху, Сергей Иванович разглядывал своих бойцов, казалось, мысленно взвешивал каждого, прощупывал, проверял на прочность и удачливость. Кого послать за едой?

Пустой желудок и поэтическая, тонко чувствующая душа Гастона подсказали, о чём думает командир. Он выкатил из кустов велосипед и сказал, что съездит за продуктами.

Сергей Иванович согласился при условии, что Гастон, если возьмут в плен, покончит с собой: «Я не хочу, чтобы эту глисту меняли на генерала». Француз велел не волноваться, вынул из кармана швейцарский ножик и театрально взмахнул им около шеи. Он находился в состоянии эйфории, чувствовал себя прекрасно – похоже, Чёрная Сибирь ослабила хватку, выпустила его из объятий.

– Меня тренировал хороший инструктор, финн, майор запаса. Старый, но очень толковый. Он занимался такими лохами, как я. Со мной в группе были бухгалтер, электрик, продавец и сантехник. И все они стали образцовыми солдатами. Финн учил действовать хитро. Да я и сам хитрый. Не надо брать силой и числом. Только ум, только интуиция. Поставь себя на место врага, влезь в его голову, перевоплотись, проведи разведку в извилинах мозга и лабиринтах души, аккуратно распутай гордиев узел его чувств, познай его, сделай выводы и лишь после этого действуй. Вот моя стратегия. Завтра привезу тушёнку.

Сергею Ивановичу не было жалко француза, тот с утра до вечера раздражал болтовнёй, уверенностью в своих силах и самолюбованием, которые сменялись вздохами и хандрой. Крутил во все стороны башкой с горбатым носом, смотрел свысока, потом вдруг прятался под куст, пялился в одну точку и раскачивался, обхватив колени. Сергей Иванович за глаза звал его Гиньоль – в отряде это прозвище закрепилось за французским волонтёром Мушабьером.

* * *

Рано утром, на восходе, когда птицы уже проснулись и перещёлкивались, а насекомые ещё спали в своих тайных убежищах среди капель росы, Гастон сел на велик и, как был, в футболке с черепушкой в сомбреро и надписью Noir desir, без каски, без броника, пригибаясь к рулю, погнал в Щебёнкино. Безопаснее ехать было ночью, но он плохо представлял себе дорогу и боялся заплутать. На Воробьиной горе была хорошая Сеть, снайперы сидели в «телеге» и не

заметили передвижения сил противника.

На дверях и окнах продуктового магазина было написано: «Рыба», «Сыр», «Хлеб», «Молоко», «Колбасы», «Бакалея», «Добро пожаловать!», «Всегда свежее», «Всегда лучшее».

Людей на улице было немного, на француза с велосипедом никто не обращал внимания, все смотрели, как мужчина в одеже цвета хаки лупит проводом парня, прикрученного к дереву липкой лентой. Парень стонал и скороговоркой по-украински просил у всех прощения. Народ безмолвствовал, кое-кто снимал происходящее на телефон. Парень был маленького роста, щуплый, Гастону сначала показалось, что это школьник. Его лицо было красное и мокрое от слёз и соплей. Подошёл полупьяный мужичок, просил пожалеть парня, схватил за руку бьющего, попытался удержать, но получил по морде. Упал, из носа хлынула кровь.

– Ты кто такой? – кричали местные.

– Анатолий Петрович Чугунков!

Причитая и пачкая руки в юшке, Анатолий Петрович пошёл прочь.

Гастон вступился за парня. Ему пытались объяснить, что это мародёр: когда завыла сирена и все кинулись в подвалы, он покрал в магазе чипсы и колбасу.

На своём иностранном языке Гастон обратился к населению Щебёнкино с речью о человеколюбии и европейских ценностях и попросил положить конец издевательству и унижению. Парня отвязали, но, когда француз, наевшись в столовой, забив рюкзак рисом, тушёнкой и сахаром, двинулся восвояси, подобрали, снова привязали к дереву и избили до потери сознания.

Обратный путь Гастон держал поздним вечером и ночью, теперь он неплохо представлял себе долгую, но, в общем-то, несложную дорогу из Щебёнкино к Воробьиной горе, под которой на руинах Фёдоровки в засаде ждали пехоту врага бойцы теробороны. Полная луна обливала таинственным светом поля и рощи, по траве пробегал ветер, в кущах хрустело, скрипело, вздыхало: Гастону казалось, что это фавны щекочут нежных бледно-зелёных нимф.

За деревьями слышался переступ медленных копыт, он прекращался, когда Гастон останавливался.

Велосипед начал жалобно визжать, Гастон обозвал его старым пердуном, открыл бутылку «Щедрого дара», смазал больные суставы. В темноте ехать было сложно, боялся наткнуться на камень или засохшую грязь, спешился, толкал своего старика, стараясь удержать от падения пирамиду продуктов, уложенных в мешок из-под картошки. На завтрак бойцы получили кофе и рис со сгущёнкой. Днём Гастон отдохнул, отоспался, не обращая внимания на мух, которые лезли в открытый рот, словно в выгребную яму, а на рассвете снова поехал в Щебёнкино.

Глава 4

Пища нам не только средство к жизни, но и средство к смерти.

Плутарх

В течение недели Гастон на велосипеде совершал регулярные поездки за едой, можно сказать, кормил весь отряд, расплачиваясь в магазинах банковской картой «Сосьете Женераль», которую, ко всеобщей радости, бесперебойно принимала шайтан-коробочка.

Командир Кондратюк был уверен, что француза прикончит снайпер – хозяин Воробьиной горы, однако ничего плохого не происходило. Проделав нелёгкий путь, Гиньоль возвращался с сахаром и тушёнкой живой и невредимый. Судя по всему, он был чрезвычайно вынослив, анемичный вид был обманчив.