Черная тарелка
Шрифт:
Я наполнил рюмки, мы выпили. Клава продолжала молча есть с какой-то необычной для себя жадностью; я наблюдал, не зная, радоваться ли ее отличному аппетиту или тревожиться: будучи в хорошем расположении духа, моя высокопоставленная подружка за едой тараторила без умолку. Внезапно она резко отодвинула от себя тарелку, вытерла губы и подбородок салфеткой и резко сказала:
– Все, наелась!
– Мороженое будешь? – спросил я.
– Наелась! Наелась! Всем наелась! До конца жизни наелась! – истерически закричала Клава и, обхватив голову руками, низко склонилась над столом. –
Я бросился к ней, вытащил из-за стола, подхватил на руки, перенес на казенный кожаный диван и стал успокаивать – гладил по голове и вздрагивающей от рыданий спине, утирал слезы, целовал.
– Клашенька, успокойся… ну успокойся, девочка… все хорошо…
– Хорошо? Тебе… тебе хорошо… Ты дома сидишь, а я… я в этом гадюшнике… Вся в дерьме…
Потихоньку Клава начала успокаиваться. Рыдать она перестала, хотя изредка еще всхлипывала, сморкалась и вытирала глаза промокшим носовым платком. Я достал из шкафа свежий и подал ей. Она благодарно кивнула и заговорила уже совсем спокойным голосом:
– Прости. Я не имела права устраивать тебе истерику. Просто не выдержали нервы. И тебя я ни в чем не виню. Сама в это дерьмо полезла, самой и расхлебывать. Но теперь – все, больше я в эти игры не играю. Гори оно голубым огнем. – Внезапно Клава рассмеялась. – А ты знаешь, что этот мудак, Красноперский, голубой?
Впрочем, на тему сексуальной ориентации своих коллег по Палате она распространяться не будет, хотя тема, поверь, весьма интересная. Короткий смешок. Она легко перетерпела бы окружение педерастов, это даже забавно. Но остальное… Вчера Сережа Сонокотов привел своего дружка-технаря, так тот обнаружил в ее кабинете жучков побольше, чем колорадских на картофельном поле. Что нашли – убрали. Но сколько осталось – только Господу ведомо. Здесь, в квартире, об этом, наверное, тоже позаботились. Плевать. Завтра переезжаем к себе…
Сегодня ее вызвали на самый верх – Клава указала пальцем на хрустальную люстру – и предложили уйти. Нет, в Палате она до следующих выборов может остаться, только чтоб тише воды ниже травы. А вот от поста вице-спикера надо, уважаемая Клавдия Николаевна, отказаться. Скажем, по семейным обстоятельствам. Мы же знаем о некотором неблагополучии в вашей личной жизни. Клава на секунду прижалась ко мне. Вот и устраивайте ее, личную жизнь. Спасибо, я подумаю. Долго думать не советуем. Во-первых, не о чем. Во-вторых, долгие раздумья могут принести вам новые неприятности. Вам это надо?
Точно сформулировали подонки, подумал я.
– Нам это надо? – продолжала Клава уже совсем спокойно и рассудительно. – Это не пустые угрозы. Я им давно уже поперек горла. Сама, дура, не беру, другим не даю, а главное, все об их делах знаю. Или почти все. Пусть подавятся. В понедельник с утра позвоню, скажу, что подумала и согласна. А потом возьму больничный, и махнем куда-нибудь. Хоть в твою Анталью, хоть в Таиланд. Устроим себе секс-тур. Я тебе каждый день буду делать хороший тайский массаж. А если тебе меня мало, прикупим местных девчонок и мальчонок. Гулять так гулять. А деньжат я на ихней зарплате прикопила. С паршивой овцы хоть five o’clock…
Нам
Мы в четыре руки перенесли грязную посуду в раковину, Клава стала мыть тарелки, а я убирать продукты в холодильник.
– Кстати, о тайском массаже, – сказал я. – Почему бы не потренироваться до отъезда? Прямо сейчас.
– Куцая в таких случаях говорит: очень конструктивная мысль. – Клава вытерла руки кухонным полотенцем. – Никак не запомню, где в этих хоромах койка. Показывай дорогу, массажист.
Мы были на пороге спальни, когда крикливым служебным тоном зазвонил телефон.
До Склифа мы доехали за несколько минут – я гнал как сумасшедший. В отделении Клаву, конечно, узнали и нас сразу провели в палату.
Сережа Сонокотов лежал на спине весь запеленатый, что твоя мумия, но из-под бинтов выглядывали живые и веселые глаза. Клавин помощник – это он дал нам знать о случившемся – уже привез корзину с фруктами и раскладывал их на тумбочке. А на придвинутом к больничной койке стуле сидел лысоватый человек в неловко накинутом на костюм белом халате. Он задавал Сереже вопросы и что-то записывал в блокнот, который держал на коленях. Следователь – сообразил я.
Губы у Сереги были словно после двенадцатираундового боя с Майком Тайсоном, так что говорил он с трудом. Ехал вечером с работы домой. На Бескудниковском бульваре его «пассату» перегородил дорогу джип. Притормозил. Из джипа вылезли трое, вытащили из машины, стали молотить почем зря. Вроде бы отключился. Когда пришел в себя и дополз до машины, увидел, что стекла побиты, а кейс со служебными бумагами исчез. Подъехал «козлик» ДПС. Менты спрашивают: кто такой? Увидели удостоверение Палаты, вызвали «скорую», которая и отвезла в Склиф.
Следак сунул в карман блокнот и ушел. Появился дежурный врач и попросил господ оставить больного. И пусть уважаемая Клавдия Николаевна не обижается, порядок для всех один. Ему нужен покой. Сотрясение мозга средней тяжести, колото-резаные раны, множественные ушибы, могло быть хуже. Приезжайте завтра, завотделением выпишет круглосуточный пропуск. А сейчас я вас очень прошу…
Оглянувшись в дверях на Серегу, я заметил, что мумия нам подмигивает. Слава Богу! Прав врач: могло быть хуже.
В коридоре я поймал Клавин взгляд и понял, что ни Таиланда, ни Антальи не будет и что все худшее впереди.
Почти всю ночь на воскресенье Клава проговорила по телефону. Причем не по домашнему, а по мобильнику, в котором у меня на глазах сменила сим-карту. Очевидная конспирация, вызванная, по-видимому, необходимостью затаиться, сесть по-субмариньи на дно, уйти из-под контроля всемогущих властей. Я тоже не спал – варил Клаве кофе и пытался скормить ей хотя бы бутерброд.
Легли мы под утро, а встали без чего-то девять – пришел Сережин технарь, мастер по подслушивающим устройствам. Он побродил по комнатам и принес нам целую пригоршню жучков. Клавины доброхоты потрудились на славу.