Черная тарелка
Шрифт:
Потом мы лежали в обнимку, и я гладил Клаву там и сям. И она, разомлевшая, подобревшая, замурлыкала:
– И впрямь Масляная. Давай-ка я завтра блинков напеку…
А я тебя, дуреха, о чем прошу? – подумал я, но вслух не сказал, потому что боялся порушить охватившее нас тихое блаженство. В конце концов не променяю я свою Клашу ни на какой Эрос, даже с ударением на России. Но она будто угадала мою мысль, слегка отодвинулась и деловито спросила:
– Мука-то у них есть? Или взять с собой?
К моему немалому удивлению, в Сокольниках собралась тьма народу. Машину мне пришлось бросить метрах в
– Сюда-сюда! – завидев нас, закричал Сергей в большой старинный рупор-матюгальник. – Господа, пропустите участников акции!
Но господа и не думали пропускать. В первых рядах собрались самые упертые зрители, твердо решившие отведать халявных блинков и получить обещанную в программе стопку «Эро». Да, по предложению ушлого Сережи Сонокотова, на подмосковном заводе была выпущена немалая партия водочки под таким названием. Собственно, это была старая добрая «Столи», только на этикетке красовался Гена Последнев. Его пышная грива, его квадратный подбородок и водочное имечко с намеком на мужскую силу должны были, как задумывал Серега, привлечь сильную половину электората. И привлекали. «Эро» неплохо расходилась в рознице, а у председателя устала рука подписывать автографы прямо на бутылках.
Вот и сейчас Геннадий ловко выхватывал из протянутых рук пол-литрухи и лихо расписывался на этикетках. Он был в немыслимо яркой дутой альпинистской куртке, которая делала его фигуру совсем квадратной, карикатурной; это впечатление усиливала нахлобученная на огромную голову бесформенная, напоминавшая треуголку вязаная шапка. Из-под нее, словно по моему заказу, торчала историческая прядка. Ей-ей, он смахивал в этом наряде на победоносного Бонапарта – не при Ватерлоо, а после Аустерлица. Над ним возвышалась фигура Толи Горского, который тоже подписывал автографы, но не на бутылках, а на собственных фотографиях. Его осаждали женщины.
Наконец нам удалось протолкнуться сквозь полчища халявщиков. Сережа протянул руку Клаве, и она ловко вспрыгнула на помост. Я вскарабкался на него сам и осмотрелся. Толпа действительно собралась изрядная, а народ все прибывал и прибывал, люди косяком шли от метро по бульвару.
Тут по скопищу осаждавших помост людей пробежала волна, они стали медленно и неохотно расступаться, освобождая дорогу сверкающей на весеннем уже солнышке кавалькаде – спереди и сзади монстры-джипы, а между ними шестисотый «мерин». Машины остановились прямо перед нами, из джипов высыпали амбалы в черных пальто и бросились к лимузину. Его дверцы распахнулись, выпуская солидного мужчину в дорогом кожане и дурацкой шоферской фуражке. Толпа издала вздох восторга – это был буян и краснобай, любимец простого народа, лидер Маргинально-охлократической партии России Владлен Красноперский. На трибуну он поднялся неторопливо и солидно – по приставным ступенькам, снисходительно кивнул в нашу сторону и по-римски простер руку в направлении толпы. И она снова восторженно вздохнула.
Мы поняли, что ситуация меняется, увы, не в нашу пользу. Задумывая акцию публичного блинопечения, Сережа Сонокотов рассчитывал, что нашими оппонентами будут Российские Невесты, кто-то с демократического крыла, может быть, коммунисты. И в самом деле, рядом с нами стоял столик с красным флажком, возле которого кучковались невзрачного вида мужички в добротных обкомовских дубленках. Поодаль топтались две немолодые дамочки из женской партии, даже отдаленно не смахивающие на невест. И все. В такой компании успех был бы неминуем. И тут, на тебе, Красноперский! Он мгновенно оказывался в центре внимания, где бы ни появился. А переорать его было просто невозможно.
– Русский человек должен есть блины! Однозначно! – прокричал в микрофон охлократический лидер. – Под водочку. И тут же поправился: – Водочку под блины.
Охлос ответил одобрительным гулом.
Красноперский подал знак своим амбалам, те втащили на помост несколько ящиков водки, и сразу же началась раздача. Народный трибун черкал автограф на этикетке со своим портретом и швырял бутылку в толпу. Вытягивались руки, кто-то ее ловил, остальные, оставшись ни с чем, толкались у сцены, орали. Назревала давка.
Я понял, что все кончено. Водки у Красноперского было от силы на три десятка счастливцев. Но он ее им дарил, а наш Гена лишь подписывал бутылки, которые ему протягивали из толпы, то есть дарил только автограф. А кому он, на хер, нужен? Я оглянулся на Сергея – тот стоял как в воду опущенный.
И тут Клава, моя Клава, безо всякого микрофона рявкнула так, что ее, должно быть, слышно было у самого метро:
– Вы что, водку сюда жрать пришли?!
Над толпой повисла тишина. Владлен Красноперский застыл с раскрытым ртом, Геннадий уронил бутылку, и она шумно покатилась по помосту, Толя Горский озадаченно почесал бритый затылок. Ай да баба! Некорректность Клавиного риторического вопроса была очевидной. Конечно, водку жрать пришли. Зачем еще? Но Клавина реплика оказалась из числа тех исторических фраз, что круто поворачивают ход великих битв, а порой и самой истории. Рубикон перейден. Есть такая партия! Вы что, водку сюда жрать пришли?! И тут же, ловко манипулируя толпой, Клава добродушно, рассудительно, как-то даже по-матерински, не напрягая голоса – Сергей успел подать ей матюгальник, – успокоила готовую вновь взорваться толпу:
– Вот сейчас блинков напечем, тогда и выпьем. Под горячее.
Я был потрясен. Тихая, застенчивая, домашняя Клава, всегда замыкавшаяся в присутствии посторонних, завладела вниманием сотен людей. Она неторопливо надела поверх дубленки белый халат и подошла к печи. По ее знаку я раскрыл тяжеленную сумку, которую Клава собрала дома перед выездом в Сокольники, и она стала выгружать содержимое. Первым делом Клава поставила на конфорки большие черные сковороды. Предусмотрительный Сергей загодя завез сюда самые современные, с тефлоновым покрытием, но моя подруга им не доверяла – привезла свои, чугуные. Потом на свет Божий появилась закутанная в клетчатый плед гигантская кастрюля с тестом. Клава распеленала ее, приподняла крышку, подмигнула толпе и негромко сказала в матюгальник:
– На то и Масляная, чтобы на горках покататься да в блинах поваляться.
– Тебе не в блинах валяться, а в… – попытался встрянуть и в своей манере нахамить Красноперский, не привыкший просто так отдавать инициативу, но и Клава, похоже, не желала с нею расставаться. Она подняла большущий половник и вполне серьезно, без тени улыбки замахнулась им на российского политика.
– Тебя забыли спросить! Чем языком чесать, делом бы занялся. Пустобрех! Иди сюда, вон сколько конфорок свободных… – По толпе пробежал хохоток.