Черная вдова
Шрифт:
Станислав Петрович записал в план следственных мероприятий по делу: "Связаться с родителями Лены". Но, подумав, зачеркнул. Потому что вспомнил просьбу самой Лены и Глеба не сообщать пока Гоголевым это неприятное известие, которое могло бы серьезно сказаться на здоровье Антона Викентьевича.
Позвонил Богданов.
– Я с комбината химволокна, - сообщил он.
– Беседовал с Ярцевой... Ключи она держит в сумочке, а с сумочкой никогда не расстается.
– Понятно, - сказал следователь.
– Куда теперь?
– К ювелиру. Год назад Лена отдавала
– Хорошо, - согласился Воеводин.
– Но у меня есть несколько адресов, по которым тебе необходимо работать.
И он вкратце рассказал о разговоре с Глебом, попросив зайти в университет, библиотеку, архив и во Дворец спорта.
– Постарайся разузнать, где еще бывает Ярцев и оставляет пальто с ключами.
– Это же сколько времени потребуется!
– присвистнул капитан.
– Что поделаешь, Алексей. Ключи - это у нас пока единственный ход...
В этот же день после работы Лена уехала в Кирьянов, к родителям. С того самого момента, как пропали драгоценности, она больше всего опасалась визита отца или матери: вдруг поинтересуются бабушкиными украшениями! Родители имели привычку навещать под Новый год единственную дочь и привозить гостинцы к праздничному столу: пироги, жареного гуся или индейку, банки с домашними соленьями и маринадами. В обязательном порядке вручались подарки. Лене - что-нибудь из белья, а Глебу - рубашку. И вот она решила, так сказать, упредить родителей, намереваясь вернуться в Средневолжск в субботу вечером (воскресенье было рабочим днем, так как отдых перенесли на тридцать первое декабря).
Лена уехала в скверном настроении. Как она ни храбрилась, Глеб видел, что кража выбила жену из колеи. Он решил по ее возвращении провести вечер дома. Купил ее любимый торт "Пражский", охладил бутылку шампанского, до которого жена была большая охотница. Надо было развеять ее хандру. В конце концов, с кражей бриллиантов жизнь ведь не кончалась! Не в этих блестящих побрякушках счастье!
Часу в седьмом, когда Лена вот-вот должна была переступить порог, раздался телефонный звонок.
– Глеб?
– послышался в трубке медлительный отдышливый голос. Здравствуй! Узнал?
– Как же! Добрый вечер, Николай Николаевич!
– обрадовался Ярцев.
– Из Москвы звоните?
– Зачем же... Я тут, в Средневолжске.
– В Плёсе?
– Нет, в "Волжской".
В Плёсе, живописнейшем пригороде Средневолжска, располагалась дача, на которой жило приезжее высокое начальство. Там обычно и останавливался Николай Николаевич Вербицкий. Правда, гостиница "Волжская" самая лучшая в городе, но все же...
– Давно у нас?
– полюбопытствовал Глеб.
– Третий день... В командировке... Послушай, Глеб, ты не мог бы навестить старика?
– О чем речь! С удовольствием! В каком вы номере?
– Тридцать втором.
– Буду у вас через пятнадцать минут!
– не дал договорить ему Ярцев.
Глеб быстренько переоделся и, досадуя, что опять обрекает Лену на одиночество, черкнул ей записку: "Фери!
"Ничего, - успокаивал себя Глеб, спускаясь к машине, - не обидится. Должна понять. Не кто-нибудь, сам Николай Николаевич!"
По дороге в центр, к "Волжской", Глеб мучительно размышлял, зачем он понадобился Вербицкому. Тот был другом отца. Собственно, дружбы-то особой не замечалось. В свое время Вербицкий занимал должность председателя облисполкома, а Семен Матвеевич работал управляющим облсельхозтехники. Их связывала, насколько понимал Глеб, скорее уж служба. Потом Николай Николаевич перебрался в Москву, стал начальником главка и членом коллегии министерства. Наезжал в Средневолжск редко, последний раз - в прошлом году. Для отца это были счастливые дни: Ярцев-старший мечтал переехать в столицу, надеясь на помощь Николая Николаевича Вербицкого. Тот вроде обещал, но...
"Может, теперь Вербицкий вытащит отца снова хотя бы в область? подумал Глеб.
– Дай-то бог".
Единственно, что смущало Ярцева, почему начальник московского главка остановился не в Плёсе? А вдруг он уже не член коллегии? Тогда...
И все же Глеб волновался, когда постучал в дверь тридцать второго номера гостиницы: он сам втайне надеялся, что знакомство с Николаем Николаевичем может сыграть роль в его, Глеба, судьбе.
– А ты, я смотрю, все такой же добрый молодец!
– с улыбкой встретил Глеба столичный гость.
– Располагайся.
Глеб сел в кресло, огляделся. Номер "люкс" производил впечатление: толстый ковер на полу, цветной телевизор, хрустальный графин со стаканом на столе, бар-холодильник. В полуоткрытую дверь была видна солидная деревянная кровать под роскошным покрывалом.
– Тоже вполне, - сказал Вербицкий, словно отвечая на невысказанный вопрос Глеба.
– Дачи нынче не в моде.
– И, покончив с этим, спросил: - Ну, рассказывай, как живешь?
– Спасибо, Николай Николаевич, все нормально. Вы знаете, папа...
– Знаю, знаю, - кивнул Вербицкий, - мне Копылов сказал, что он в Ольховке. У тебя в семье, надеюсь, полный порядок?
– Лично я доволен, - на всякий случай улыбнулся Глеб.
– А жена? Лена, кажется?
– подмигнул Николай Николаевич.
– Да, Лена. Вы же знаете, она из Кирьянова. Инженер. А я ввел ее в круг интересных людей. Потом у меня самого есть перспектива. На будущий год защищаюсь.
– Кандидат наук - звучит, - благосклонно кивнул Вербицкий.
– Сто семьдесят в месяц.
– Для твоего возраста весьма и весьма.
– И сразу засяду за докторскую. Мой научный руководитель считает, что материала у меня достаточно.
– А идей?
– усмехнулся Николай Николаевич.
– Ну, этого добра больше чем достаточно!
– прихвастнул Глеб. Впрочем, так же, как и насчет мнения Старостина о докторской диссертации Ярцева. Но почему бы не покрасоваться перед Вербицким? Для будущего... Ведь если сам себя не похвалишь, от других не дождешься. Скромность, конечно, украшает, но вот помогает ли?