Черная Завеса
Шрифт:
Он имел в виду Мэнни Азуре, нынешнего бойфренда Ярли и одного из самых давних друзей Блэка. Мэнни и Блэк были армейскими приятелями по Вьетнаму... и это до сих пор слегка выносило мозг Нику, хотя он сам недавно обзавёлся бессмертием.
— Я совершенно точно не собираюсь говорить Мэнни, — Даледжем бросил на него жесткий взгляд. — Но я и тебе вообще-то не собирался говорить, и смотри, что получилось.
Ник увидел, как двери кухни открываются, впуская Энджел, а за ней...
— Бл*дь, — Ник соскользнул с металлического кухонного
Он сбежал.
Не было никакого другого честного слова для описания этого действия, даже в его сознании.
Устремившись к задней части кухни, где находилась ещё одна дверь, Ник двигался быстро и бесшумно, как умели лишь вампиры. Даже его обувь не издавала ни звука. Он не знал точно, куда вела другая дверь, но понимал, что он попадёт в другую обеденную зону отеля.
Что более важно, он уйдёт... отсюда.
Он знал, что Джем смотрел ему вслед.
Он также знал, что его бойфренд понимал, почему он удирает, и был чертовски раздражён, но Ник ничего не мог с собой поделать.
Он также знал, что бросил свой торт там, и это наверняка тоже разозлило Джема.
Вопреки этому Джем не выкрикнул его имя, что заставило сердце Ника переполниться благодарностью и любовью к зеленоглазому видящему. Даледжем не попытался остановить его и не окликнул. Он не устроил сцену, не попытался опозорить его или заставить Ника «преодолеть свои страхи», «посмотреть в лицо своим демонам» и прочее дерьмо.
Ник чувствовал, что Даледжем не слишком долго смотрел ему вслед.
Прикрывая Ника, он повернулся, чтобы заговорить с Энджел и Кико, которые, видимо, вообще не видели и не слышали Ника на кухне.
Опять-таки, неудивительно.
Вампир.
— На этом практически всё, — услышал Ник слова Энджел. — Большинство начало есть. Я пришла, чтобы забрать свой и Ковбоя...
— Что насчет тебя, кузина Кико? — спросил Даледжем с притворной суровостью. — Ты уже съела свой торт? В конце концов, я вложил в него весьма немало заботы.
Энджел рассмеялась, но уже направлялась к двери, которая вела обратно к бассейну, и держала в обеих руках по торту.
— Не флиртуй с Джемом слишком долго, Кикс. У Джакса случится настоящий припадок, — она подмигнула Джему, затем притворно строго показала на Кико. — Твой вон там. Съешь его или возьми и выходи с ним. Я не буду разбираться с поехавшим Джаксом.
Кико не рассмеялась.
Она не ответила Энджел.
Казалось, она её едва услышала.
Она уставилась на металлический кухонный стол, и её лицо было лишено выражения.
Ник, который передумал уходить полностью, чтобы не расстраивать Джема ещё сильнее, скользнул за промышленный кухонный стеллаж, чтобы подождать. Он сказал себе, что лучше остаться и не рисковать, ведь дверь может издать какой-то звук, когда он попытается уйти. И всё же его вампирское зрение с помощью многочисленных отражений на различных металлических поверхностях подметило, где стояли Джем и Кико.
Даже его чёртовы вампирские органы чувств лишали его возможности уйти от этой ситуации.
Он смотрел, как Кико разглядывает оставшиеся торты.
Ник знал имена на каждом из тортов.
Среди пяти стоявших там, один торт принадлежал ему.
Ещё один принадлежал Кико.
Даледжем написал её имя розовой глазурью: Кико Нико Накамура.
Ник вздрогнул, вспомнив, как они с Кико смеялись над их именами.
Он дразнил Кико тем, что её имя рифмуется.
Он сказал, что это делает её похожей на корейскую поп-звезду.
Когда он назвал ей своё японское имя, Наоко, она моргнула и расхохоталась. Она сообщила ему, что Наоко — это «девчачье имя», будто сам Ник был не в курсе, и его японские друзья и родственники не дразнили его этим на протяжении десятков лет.
— Да уж, действительно, — сказал он, игриво пихнув её рукой.
Тогда он был человеком.
Он также ужасно запал на неё.
Они находились на тайском острове Мангаан, и это было прямо перед тем, как Ник узнал, что Кико и Даледжем спят вместе.
Он сказал Кико, пусть смеётся... его мать и отец родили трёх девочек и просто хотели, чтобы Ник лучше влился в их компанию.
Кико засмеялась ещё сильнее, и тайское виски брызнуло из её носа.
Они оба довольно сильно напились.
Они сидели у одного из больших пляжных костров, пока всё ещё чувствовали себя как в отпуске — до пропавших туристов, убийства, вампиров и определённо до похищения чудиками-нацистами.
Ник уже серьёзнее рассказал, что его родители выбрали имя до того, как узнали пол ребёнка. Когда матери Ника сказали, что это мальчик, она решила оставить имя.
Кико спросила, почему они просто не дали ему новое имя, и Ник пожал плечами, сделав большой глоток виски.
— Понятия не имею, — сказал он.
Это по большей части было правдой.
Когда Ник задал этот вопрос своей матери, Юми пошутила, что хочет, чтобы он влился в компанию своих сестёр. Она также сказала, что по её мнению, американцам будет легко произносить такое имя, а также его проще сократить до до распространённых американских прозвищ.
Например, «Ник»... и именно так Ника называли с пелёнок.
Юми сказала, что ей всегда нравилось имя Ник.
Зная его маму, Ник предположил, что с её стороны это могло быть чистым упрямством. Может, она посчитала, что теперь она американка и может назвать сына как угодно. Юми никогда не была фанатом строгих гендерных правил её родителей. Она могла сделать это чисто для того, чтобы досадить её отцу, против которого она постоянно бунтовала из-за его консервативных убеждений.