Черника в масле
Шрифт:
С беспилотниками и спутниками иная история. Хотя они не несли непосредственной угрозы, результаты попадания в их поле зрения могли быть ничуть не хуже. Самой лёгкой неприятностью значилась фиксация нездоровой активности возле трубы во время плановой аэрофотосъёмки. Обычно её обнаруживали только на основе анализа снимков, причём спустя несколько недель, а то и месяцев. Тогда на место высылали мобильную группу, которая исследовала территорию и, если находила врезку, тупо сносила её и ставила заплатку. Причём, чем старше была врезка, тем меньше поисковая команда с ней возилась. Иногда даже ленились минировать подходы к накопительной цистерне, просто взрывали её и всё. К этому моменту «чёрные нефтяники» обычно успевали насосаться с неё достаточно, чтобы окупить возню с установкой, цену материалов и т. д. А вот попадание под наблюдение с беспилотника в реальном времени было уже чревато гадкими последствиями. В зависимости от того, что позволяли погодные условия и ресурсы, местное командование частной армии «Транснефти» могло провести ограниченную операцию
Однако всё вышеперечисленное меркло перед полноценной облавой.
Случалось это довольно редко. Должно очень уж не повезти, чтобы команду не просто засекли живьём на огромной лесистой территории, но и смогли организовать постоянное за ней наблюдение – до тех пор, пока наземные силы не успеют подойти и организовать перехват. Чтобы понять степень невезения, нужно осознать следующие факты.
Первое. Вашу суету должны заметить на площади размером в половину Польши. При этом оператор смотрит на экран, а не в потолок или на соседа, с которым треплется, плюс достаточно хорошо натаскан, чтобы опознать беззаконие, а не сбор черники на полянках.
Второе. Оператор сможет организовать перекрёстную проверку полученной картинки, прежде чем передавать сигнал в оперативный штаб. Чтобы не получилось истории, когда команда щедро оплачиваемых головорезов слетала на дорогостоящих и прожорливых пепелацах к месту преступления, где обнаружила, что наблюдателю всё просто померещилось. Вряд ли то, что он за это получит, будет премией. Далее, нужно не просто обнаружить и подтвердить, но и обеспечить непрерывное – с разрывом не более чем в 5—10 минут – наблюдение за целью. Ибо для того, чтобы потерять объект в лесах, много не надо: достаточно чтобы он свернул в лес, когда ты его не видишь – и привет. А упомянутые 5—10 минут – это как раз примерное время, за которое группа из нескольких единиц техники успеет въехать на закрытую сверху ветвями просёлочную дорогу.
Третье. У оперативного командования в этом районе должно быть достаточно силы и желания, чтобы отправить на перехват наземную команду. И не одну, а несколько мобильных групп по периметру, чтобы либо подкрасться и перехватить команду «нефтяников» на месте работ, либо организовать засаду по пути их отхода.
Вот сколько условий должно собраться вместе для столь тотального невезения.
Лишь однажды, возвращаясь с работы, они наткнулись на последствия такой облавы.
Сначала с передового дозора прохрипели по рации сигнал тревоги. Потом появился один из разведчиков с лицом не просто бледным, а каким-то зеленовато-жёлтым, как будто он был ожившим персонажем из виденного давным-давно театра восковых фигур. Оставив возле машин небольшое охранение, остальная часть команды развернулась в редкую цепь и медленно стала продвигаться в сторону лежащего впереди изгиба просёлка. Шли внимательно, высматривая любые признаки человека: сорванный мох, сломанный подлесок, свежие отпечатки в мягкой, болотистой почве. На цыпочках подкрались к опушке небольшой полянки вдоль поворота дороги. Выглянули из-за кустов и деревьев.
Прямо на поляне, с правой стороны дороги, вразнобой стояли остовы сгоревших машин. Обычный набор – пара вездеходов, тягач с прицепной цистерной, универсальный грузовик со стрелой крана и мини-экскаватором в кузове. Выделялся внедорожник с остатками всяческого пацанского обвеса. Не необходимых вещей вроде лебёдок, фаркопа или шнорхеля, а именно бессмысленной выпендрёжной хрени: четыре фары в ряд на крыше, кенгурятник и прочее. Короче, аналог давних деревенских велосипедов с бахромой и трещётками на спицах. Ясно, что ездил на нём человек не простой, а уверенный в себе и своей важности настолько, что не боялся выглядеть глупо. Или в самом деле был уверен при жизни, что крутость измеряется количеством ярких цацек. Теперь это уже не имело никакого значения. Любимую игрушку издырявили следы пуль, шикарные широкие колёса сгорели до проволочного корда, так что джип сел на пузо, утопив ступицы с дисками в мягкой земле. То, что было примотано спереди к кенгурятнику, видимо, раньше являлось его владельцем. Обгоревший труп, покрытый лохмотьями сгоревшей одежды или кожи – не поймёшь, где кончалось одно и начиналось другое. Запястья, оголившиеся до костей, примотаны проволокой к некогда хромированным, а теперь чёрно-бурым трубам кенгурятника. Вывернутые назад голени впрессованы в грунт бампером внедорожника. Голова обгорела так, что не осталось ни волос, ни глаз, ни век. Ни ушей, ни носа. Распахнутый в застывшем крике безгубый рот наводил на тошнотворную мысль, что человек был жив, когда горел со своей машиной. Прямо напротив распятых на радиаторе останков с дерева свисало то, что при жизни было женщиной. Это тело – единственное
Остальных погибших, судя по тому, как они были привязаны к остовам техники, сначала всё-таки застрелили или тяжело ранили, а потом уже сожгли вместе с машинами. Ясное дело, что устраивать каждому персональный ад, такой же, как главе команды и его подруге (или наоборот, бывало и такое, что верховодила женщина, опираясь на надёжного спутника) никто не собирался. Рядовых членов следовало просто прикончить. Естественно, допросив сначала всех, кто мог говорить. Их казнь должна была служить для простых членов прочих команд «нефтяников» недвусмысленным знаком – каждого, кто занят этим промыслом, ждёт только одно. Не просто смерть – уничтожение. Без суда и смягчающих обстоятельств. Судьба же главарей в данном случае являлось посланием всем вожакам – неизбежный конец придёт в страшных мучениях.
Рассмотрев всё внимательно, они тихо-тихо отошли от полянки, молча, не проронив ни звука, прокрались к своим машинам. Развернулись и поехали к базе самой дальней и кружной дорогой, которую только смогли придумать. А когда добрались, крепко выпили. Надеялись, что алкоголь, впитавшись в кровь, сможет вымыть из ноздрей смешанный запах горелого железа и мяса, а из памяти – вид скрюченных огнём тел и взгляд пустых глазниц повешенной женщины из-под спутанной грязной чёлки. Увы, этиловый спирт ничем не мог помочь. Ни он, ни любое другое снадобье не способно защитить от ужасов прошлого или настоящего. Его единственное предназначение – отключить на время достаточно частей мозга, чтобы не страшно было жить дальше.
***
Адам злился так, что готов был вцепиться в физиономию любому, кто косо на него посмотрит. Жизнь казалась уродской, невозможно несправедливой сволочью. И обещала оставаться такой ещё как минимум два года. Вот гадство! Целых два года до совершеннолетия, до тех пор, когда закончится ежедневное посещение зоопарка уродов под названием «Оак Маунтин Хай Скул». Вот уж, правда, Дубовая гора! Такое количество дубов и дубищь собирается каждый день в одном месте!
Он вышел из главного входа, свернул направо и, обходя приземистый корпус школы, поплёлся в сторону Миллер сёркл. После автостоянки предстояло пройти между площадками для футбола и бейсбола. На обеих раздавался шум и вопли – шли тренировки соответствующих команд перед заключительными в этом учебном году матчами. Слева изображали бунт тестостерона местные альфа-самцы в гротескной футбольной защите и шлемах. Справа размахивали битами, орали друг на друга и бегали те, кому не так повезло с телосложением и уровнем гормонов.
Адам был равнодушен к спорту. Как-то так сложилось, что раньше, когда матери после развода с первым мужем и, по совместительству, отцом Адама, было совсем не до него, его умение находить себе развлечение самостоятельно – будь то книга поначалу, а потом компьютер – всех устраивало. Позже, когда жизнь наладилась и мать вторично вышла замуж, она спохватилась было, что сын сиднем сидит дома, но было уже поздно. Несмотря на её усилия и старания Аарона, свежеиспечённого отчима, Адам так и не прижился ни в одной спортивной программе, куда его пытались пристроить. Бегать ему не нравилось, для командных игр у него оказался острый дефицит командных навыков – он просто не успел научиться общаться со сверстниками, а при любой конфликтной ситуации уходил в глухую оборону. Товарищи по командам со свойственной всем подросткам безапелляционностью немедленно записывали его в придурки и начинали игнорировать, а иногда не упускали случая и напакостить. Из условно спортивных развлечений оставались ещё шахматы, но там собрались совсем уж жуткие ботаники. Адам продержался до первого окружного турнира, после чего симулировал внезапно открывшуюся любовь к пинг-понгу и перебежал в малочисленную группу поклонников шарика и ракетки. Особых турнирных амбиций это сообщество не имело, поэтому там можно было спокойно валять дурака, а играть, только если уж действительно этого хотелось. Удивительно, но со временем Адаму даже стало нравиться. Во-первых, это был поединок один на один, без скидок и надежды на соратников. Во-вторых, было в пинг-понге что-то от любимых им видеоигр: будь то простейшие аркады-арканоиды или требовавшие тренированных спинномозговых рефлексов сетевые шутеры.
Однако со временем, видимо не без помощи всё возраставшего в крови количества половых гормонов, Адам обнаружил, что его начинают очень сильно раздражать все эти так называемые «правильные», «перспективные» виды спорта, усердно культивируемые администрацией школы и находящиеся в центре всеобщего внимания. Возможно, всё дело было в том, что за эти виды активно болели девочки, а вот пинг-понгом они почему-то не интересовались. Нет, правда, кто-нибудь слышал хоть раз про группу поддержки пинг-понга? Нет? Может, потому, что такой никогда не было? Короче, проходя между двумя игровыми полями, Адам добавил в свою копилку общего негодования ещё и порцию ревнивого раздражения, вызванного заливистым девчачьим смехом и криками одобрения с обеих сторон.