Чернила, тайны и отец моей соседки

Кьют Аля

– Если эльфийские руны, значит «Властелин». Все так думают. Нет, это из другой книги.

Олег аж прервался.

– Да ладно? Шутишь? Я ошибся второй раз на одном и том же месте?

Мне снова стало смешно от его возмущения.

– Так, тихо-тихо. Не дергайся, – успокоил меня Олег. – Я смешон, это бесспорно. Поржешь в перерыве, ладно?

– Не будь так строг к себе, – сжалилась я над ним. – Мало кто читал «Сильмариллион». Именно там в конце есть словарь, который может помочь изучить эльфийские руны.

– Ты

знаешь эльфийский язык?

– Нет, по шаблону очень просто писать на синдарине. Но и это необязательно. В электронном переводчике есть эльфийский. Элементарно.

– Офигеть, – не сдержался Олег. – Но все же… Что это за слово? Или фраза?

– Слово. Даже имя. И фраза одновременно.

Я улыбалась от удовольствия. Мне очень нравилась моя надпись. Она значила для меня очень много.

– Имя? Эльфийское? – догадался Олег.

– Да. Мелиан. Она кто-то вроде младшей богини – майа. Мел – это любовь, милость. Ан – дар. Мелиан дословно – милый дар. Но в целом – она символ огромной любви. Мне нравится именно эта трактовка.

– А бабочки?

– Перерождение, конечно. Ты же знаешь, – мягко укорила я Олега.

– Знаю. Но не хочу сам делать выводы.

– Делай, мне не жалко.

– Любовь спасет мир? – предположил он.

Я печально вздохнула и неожиданно призналась.

– Не мир. Меня, – испугавшись лишней откровенности, я поспешила сгладить. – Надеюсь во всяком случае. Если любовь, конечно, не сдохнет в виде гусеницы.

От одного воспоминания об Антоне, который был моей персональной гусеницей, стало больно. Не только в душе, но и физически. Иголка машинки вдруг показалась мне раскаленной, а боль нестерпимой. Я вся напряглась, и Олег это сразу заметил.

– Перерыв? – предложил он.

– Да, – согласилась я, не раздумывая. – Покажешь уборную?

– Конечно.

Он выключил и отложил машинку, закрыл место работы пеленкой, подал мне руку, помогая слезть с кушетки, указал рукой на дверь в углу зала. Я провела в туалете несколько минут, пытаясь успокоиться. Отогнать мысли об Антоне не получилось, но я засунула все свои переживания и комплексы куда подальше. Зеркало отразило беспомощность на моем лице. Я умылась, чтобы избавиться от эмоций и грязи, которой так щедр облил меня бывший парень. Она впиталась под кожу, в душу, оставила раны на сердце, и я носила ее на себе не хуже шрамов или той же татуировки.

Единственное, что придавало мне сил – Олег за стеной. Я не хотела быть размазней при нем. Мы так мило общались, он не брезговал моей кожей. Как будто шрамы для него не были уродством. Наверно, работа такая. Как у врача.

Вернувшись в студию, я почувствовала аромат ромашки. Олег сидел на диване. Он кивнул, приглашая сесть рядом, протянул мне чашку и указал на корзинку с конфетами и печеньем.

– Угощайся.

– Это входит в цену?

– Входит в сервис, – уточнил он. – Готов поспорить, ты толком не ела

сегодня.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я, взяв крекер из корзинки.

– Ты волновалась. Сильно. До сих пор волнуешься. В таком состоянии в рот еда не лезет. Или я не прав?

– Не совсем, – решила я быть честной. – Я не волновалась, а психовала. С ума сходила от переживаний.

Олег усмехнулся.

– Я старался быть корректным в формулировках.

– Мой психоз очень заметен?

– Ну конечно. Я был готов тебя связать. Для твоего же блага, конечно.

Мне снова стало смешно, легко и приятно рядом с ним. Крекер растаял во рту благодаря теплому ромашковому чаю. Я снова могла быть собой и отвечать на дразнилки Олега.

– И что ты за доктор такой?

–Неправильный, – сознался он, тоже прожевав печенье. – Зато художник хороший.

– Это успокаивает.

Я хотела прижать ладонь к груди, но он перехватил мою руку.

– Не трогай.

От касания вздрогнула. Меня словно дернуло током. Я смутилась моментально и попыталась извиниться.

– О, прости. Я забыла.

– Нормально. Прости, что схватил.

Он разжал пальцы, отпуская мое запястье.

Я допила чай и, чтобы снять неловкость, предложила:

– Продолжим?

– Да.

Олег на этот раз не подал мне руки, и я сама залезла на кушетку. Он снял защитную пеленку, внимательно осмотрел мою кожу и пояснил:

– Краска ложится хорошо, но работаем дольше обычного. Готова начать?

– Да.

Он надел перчатки и включил машинку. Боль снова обожгла кожу, но я стала глубже дышать, и совсем скоро ощущения стали терпимыми.

– Сейчас быстрее адаптировалась, да? – подметил Олег и этот нюанс.

– Да, я уже была готова.

– Очень больно? По шкале от нуля до десяти.

Я нервно усмехнулась и ответила:

– Семнадцать.

– Я понял, – тоже криво улыбнулся Олег и тут же вздохнул, отодвигаясь.

Он опустил руки и раздраженно мотнул головой.

– Нет, не могу так работать. Прости, Маш.

Глава 3. Откровения

– Нет, не могу так работать. Прости, Маш.

Я перепугалась не на шутку.

– Олег, я пошутила. Это больно, но я потерплю. Не семнадцать, а скорее семь. Ладно, восемь, но…

– Я не отказываюсь от работы, – быстро стал объяснять он. – Но мне мешает белье. Я все время натыкаюсь на чашку лифчика. Меня это чертовски нервирует.

– Ой…

Олег понимающе покивал.

– Да, «ой». Я не говорил, чтобы ты не паниковала. Думал, справлюсь.

– Тебе все время было неудобно? – уточнила я, поражаясь его страданиям и терпению.

– Было чуть лучше, пока не подошел к груди. Когда начнем рисовать бабочек, станет невыносимо. Прости, Маш. Я постараюсь сейчас перекурить и больше…