Чернильные души
Шрифт:
Соня едва не рассмеялась, представив серьезного Радика, пытающегося вычислить, сколько именно убийств должен совершить пятнистый, чтобы полностью излечиться. Высчитывает экспоненту в зависимости от важности жертвы и способа убийства… Смеяться расхотелось.
– Причем тех болезней, что распространены по всему миру, – продолжила она на чистом упрямстве. – Кому есть дело до нашего города? Говорят, в наших бедах виновата плохая экология. Слишком долго люди выбрасывали свой мусор в море, и теперь оно готово вернуть нам всё это удовольствие.
– А может, всё гораздо
Соня огляделась. В кинозале было темно и рядом с ними были только пустые места, и можно было наклониться к уху Радика и шепнуть пару слов. Ладно, больше. Рассказать тайну, и попросить только молчать об этом. Если он никому больше не скажет, то как об этом узнает Суббота? К счастью, у него нет никаких способов проконтролировать исполнения обещания, и Соня была готова рискнуть.
– Мой брат… ты не знаешь, конечно, мы же не общались с тобой раньше, – тем временем продолжал Радик, благодаря темноте кинозала не видя, как меняется лицо Сони. – В общем, Андрей исчез четыре месяца назад. А первое пятно у него появилось почти два года назад. Мне его так не хватает.
«Твой брат чертовски много убивал», – чуть было не выкрикнула Соня, но больно прикусила язык и отвернулась. Кажется, ей повезло, что она не успела проболтаться.
– Что-то есть такое, что может замедлить рост этих пятен, – продолжал Радик. – Я обязательно узнаю, что это. И, как знать, может, найду лекарство. Найду его для тебя, Соня. И ради Андрея. Хоть он уже и не узнает об этом.
Соня отогнала очередную неприятную мысль, которая подталкивала её задуматься о внезапно проснувшейся отваге Радика, признавшемся в своих чувствах аккурат после того, как она заразилась. Как знать, может, дело не в том, что она давно ему нравилась, а сейчас он понял, что время уходит? Может, настоящая причина в этом Андрее и остром желании Радика узнать тайну чернильных? Что же, если это так, то он почти угадал. Еще немного, и она выложила бы всё, что знает.
Настроение у Сони окончательно испортилось. Не слушая больше бормотания Радика, она повернулась к экрану и попыталась сосредоточиться на истории мертвого дяденьки, который теперь ходил и поднимал других мертвяков. И никто из поднятых не говорил что-то в духе «мне надо покормить кошку» или «отлично, выучу уроки». Нет, они шли к каким-то великим целям. И спрашивается, что с ней, Соней, не так, что у неё никаких грандиозных целей до сих пор не появилось. Даже Радик сам не болен, но и то нашел себе дело – отыскать лекарство и спасти всех пятнистых.
Ну, в нем она не слишком была уверена. Честно говоря, Соня сомневалась, что кто-то решит спасать тех, кто до сих пор жав благодаря чужим смертям. На пятне ведь не написано, убивал ты крыс, наблюдал за тем, как куры и свиньи становятся колбасой, или же лишил жизни человека. Такого же как ты сам, отличающегося лишь тем, что он мог жить, а ты – уже нет.
– Ты меня слушаешь? – ну вот, Радик всё-таки заметил. Соня вздохнула. Не хотелось бы пользоваться тайным оружием, но придется.
– Я тебя прощаю, – она придала своему голосу трагичности и вроде бы даже не переборщила. – Может, ты меня поцелуешь хотя бы здесь? В темноте пятна не видно.
– Меня вовсе не смущает твое пятно! – ожидаемо возмутился Радик, но наконец-то перестал болтать и впрямь поцеловал.
Соня обняла его покрепче и с тоской подумала, что могла бы к этому и привыкнуть. Похоже, он ей всё-таки нравится, и это было обиднее всего. Пусть ей нравился бы Эдик или пугающий Влад, с которыми можно было познакомиться лишь после появления пятна. Но Радик был рядом и раньше. Неужели так оно и бывает? Несправедливо.
И она заплакала.
– Что такое? – всполошился Радик. – Целоваться со мной настолько ужасно?
– А если бы я засмеялась, – сквозь слезы пробормотала Соня, вспомнив свой первый поцелуй. – Ты бы решил, что это настолько прекрасно?
– Разумеется, – ответил Радик и чмокнул её в нос. – Так что случилось? Только не говори, что снова эта чепуха про то, что ты некрасивая с пятнами. Умоляю!
– Нет, – покривила душой Соня. Вообще-то именно об этом она и думала, но не говорить же об этом теперь! – Я думала о том, что ничего в жизни не сделала. Понимаешь?
Радик не понимал. Пришлось объяснить.
– После меня ничего не останется, – Соня снова уставилась на экран, где ожившие снова ложились штабелями – умирать. Довольно депрессивный фильм, похоже. И нудный. – Я ничего не изобрела и не создала. Не придумала лекарство от рака и не родила кучу детишек. Не написала роман века или картину. Ноль. Пустышка.
– Вот это уже совсем ерунда, – Радик неожиданно рассердился. – Пойдем.
– Но мы не досмотрели фильм, – растерянно возразила Соня, послушно поднимаясь.
– Это кино, – буркнул Радик. – Хорошие выживут, плохие умрут, и еще один хороший умрет обязательно, чтобы жизнь не казалась сказкой. Пойдем.
– Иногда все умирают, и мне кажется, этот фильм как раз из таких, – из чувства противоречия ответила Соня, спускаясь в темноте вслед за Радиком.
Тот промолчал. То ли не слышал, то ли не хотел отвечать. Кто его знает!
На улице было совсем темно, несмотря на довольно раннее время, но Радик бесстрашно двигался в сторону центра города, а не к дому, и Соне ничего не оставалось кроме как идти следом.
Остановились они около известного кафе-мороженого. Летом очереди стояли даже на улице, да и в это время года небольшой зал был наполовину полон.
– Ты ведь любишь мороженое? – спросил Радик, толкая дверь кафе и проходя внутрь.
– Люблю, – Соня уже ничего не понимала. А Радик подвел её к витрине с лотками и кивнул на них. – Выбирай любые вкусы сколько хочешь. Чтобы наелась и встать не могла.
Соня не знала, плакать или смеяться.
– У меня есть деньги, – произнесла она наконец.
– Верю, – Радик не двинулся с места. – У тебя есть деньги и ты любишь мороженое. Сколько ты его съела с тех пор, как с тобой всё это произошло?