Чернильный орешек
Шрифт:
После маскарадного представления, когда начались танцы, Фрэнсис, отлично осведомленный об ожиданиях Анны, добродушно представил ей двоих офицеров из своего полка, Саймондса и Раддока. Саймондс на правах старшего низко поклонился и попросил оказать ему честь первого танца. Анна, трепеща от волнения, согласилась. Когда они отошли, чтобы занять свои места, Раддок, перехватив веселый взгляд Гетты, предложил ей руку, и они заняли место через две пары от Анны и Саймондса, откуда легко можно было наблюдать за ними. Было очевидно, что Анна пустила в ход все свое очарование, а Саймондс был совсем не прочь поддаться этим чарам.
– Ваша сестра прелестна, – заметил Гетте Раддок. – Она уже произвела на моего приятеля огромное впечатление.
Гетта подумала, что по выразительности своих движений Саймондс похож на ошеломленного мотылька, приплясывающего вокруг пламени свечи, но вслух лишь сказала:
– А он ваш хороший приятель? Раддок ухмыльнулся.
– Я вас понимаю, – ответил он. – Да, он безупречно порядочен и, несомненно, таков, что вы можете без всяких опасений доверить ему свою сестру.
Гетта засмеялась.
– Как хорошо вы меня поняли.
– Тогда как я, – сказал он, сжав ее руку, когда они коснулись пальцами при обороте, – отнюдь не так порядочен, и теперь ваша репутация будет погублена навсегда, поскольку все видели, что вы танцуете со мной.
– Я не думаю, чтобы Фрэнсис мог представить мне человека, которого он не одобряет, – невозмутимо отозвалась Гетта.
– Да, но Фрэнк так доверчив, что он нипочем не распознает негодяя, пока того не повесят. Зато у вас, мадам, если я могу позволить себе подобную дерзость, несмотря на ваше ласковое выражение лица, на редкость острый и проницательный глаз.
– Достаточно острый, сэр, чтобы распознать в вашей дерзости то, что за ней стоит, – улыбнулась Гетта.
Пока девушки без устали танцевали с молодыми джентльменами, среди которых с приятной частотой снова и снова возникали оба их первых партнера, Эдмунд вел весьма неприятную беседу с лордом Ньюкаслом, который, похоже, был чрезвычайно хорошо осведомлен о семействе Морлэндов, как о нынешнем, так и об их предках.
– Я был весьма рад, что со мной находился ваш сын, когда я покидал Нортумберленд, – сказал он Эдмунду, пока они прогуливались вдоль края площадки с танцующими парами. – Ваш отец, по-моему, был воином с Редсдейла, а мать его – Мэри Перси, о которой до сих пор поют песни по всему Приграничью.
– Осведомленность вашей светлости безупречна, – холодно ответил Эдмунд.
– Да, она славилась как своей отвагой в битве, так и красотой, – не без лести промолвил Ньюкасл. – Ваш сын водил меня на ее могилу, когда я навещал Лисий Холм. Знаете, мне лестно получить к себе на службу правнука столь верной долгу жительницы Приграничья… к тому же он предложил мне свои услуги добровольно.
От того, что Ньюкасл в своем комплименте сделал упор на определенные слова, Эдмунду стало особенно не по себе, но он только произнес:
– Ваша светлость слишком любезны.
– У вас, кажется, есть и другие сыновья, которые в настоящий момент служат в кавалерии нашего лихого принца? Приятно видеть, что Морлэнды живут в столь полном соответствии со своим родовым девизом.
– Один сын, милорд, мой второй сын, – поправил Эдмунд с легким нажимом. – Там еще есть его кузены по боковым линиям.
– Не имеет значения. Это прекрасно характеризует вас, сэр. Я слышал, что и кони Морлэндов знамениты в этих краях. Мне бы хотелось посетить ваши конюшни.
Его слова прозвучали как резкая смена предмета разговора, но это было не так. Сделав над собой усилие, Эдмунд ответил:
– Ваша светлость делают мне честь.
– Ну что вы, Морлэнд, что вы?! Королю всегда везло на преданных людей, хотя лица низкого происхождения, возможно, не столь хорошо сознают свой долг, как джентльмены. Я же, будучи командующим королевских войск на севере, лишь исполняю свой долг, выражая высокую оценку его величества тех жертв, которые вы приносите ради него. Он, уж поверьте мне, в полной мере проявит свое великодушие, когда минует нынешний кризис. Даже еще быстрее, чем откажет в своей снисходительности тем подлым изменникам, которые подняли мятеж против его законной власти.
Подразумевалось, что от подобных речей Эдмунд должен покрыться потом, ибо в словах лорда было полным-полно замаскированных намеков, угроз и обещаний. Впервые приостановившись в своей неспешной прогулке, Ньюкасл внимательно посмотрел Эдмунду в глаза язвительным и до неприятного проницательным взглядом.
– Истинное удовольствие беседовать с вами, господин Морлэнд, – льстиво сказал он. – Мы так хорошо понимаем друг друга. Если вдруг мои государственные дела помешают мне навестить ваши конюшни, вы ведь простите меня, что вместо себя я вынужден буду прислать одного из своих младших офицеров?
Эдмунд от раздражения позволил себе последнюю и – увы! – уже бесполезную ответную колкость.
– Познания вашей светлости в вопросах, связанных с кониной, столь знамениты, что я могу не опасаться: в вашем окружении, конечно, не может быть никого, кто не знал бы цену хорошей лошади.
Ньюкасл улыбнулся и учтивым кивком отпустил Эдмунда. Внутри у него все бурлило. Итак, Ньюкасл намерен отправить какого-то младшего офицера, чтобы реквизировать его лучших лошадей! И что же еще его вынудят отдать, помимо этого, – деньги, столовое серебро, людей? Да, Ньюкаслу легко толковать об этом, когда король одерживал верх над мятежниками… а если бы это было не так? Тогда человек, помогавший ему, навлек бы на свою голову всю ярость сторонников парламента, и ему ничего бы не помогло, сколько бы он ни убеждал, что его заставили сотрудничать силой. Почему они не могут оставить его в покое? Если у них есть желание сражаться, пускай себе и сражаются на здоровье, – он не хотел принимать в этом никакого участия! Единственное, о чем он мечтал, – это распоряжаться собственной жизнью по своему усмотрению.
Глава 13
Да, расчистка земли была изнурительной работой, способной из здорового человека сделать калеку. Мужчины трудились под палящим солнцем, едва ли не до истерии искусанные тучами москитов. Они отпиливали с дерева ветви, потом рубили само дерево, а под конец выкорчевывали пни… Женщины тоже помогали им: отволакивали ветви в сторону и, срезав с них лишнее, рубили на дрова. Рейчел поначалу возмущалась, что кому-то взбрело в голову отправить ее в поле, но Нелл одним лишь взглядом заставила Рейчел замолчать. Феб совсем не роптала, как и положено хорошей девушке, хотя сама Нелл присматривала за ней, так как Феб не отличалась выносливостью. Когда появлялась возможность, Нелл давала ей более легкое поручение и старалась, чтобы работа эта была в тени. Бетти Хэммонд, разумеется, ожидала всего этого, а Хестер Гудмен, к удивлению Нелл, трудилась и жаловалась при этом не более, чем любой другой.