Черное евангелие
Шрифт:
— Уже уезжаете? — разочарованно спросила Ясуко.
— Да, мне нужно повидать его преосвященство.
— Надеюсь, вы скоро вернетесь, ведь у нас сегодня много работы.
— Да, да, конечно. Поехали, Торбэк!
Отец Билье сел в машину.
— До свидания, — приветливо попрощался Торбэк с Ясуко.
— А вы заглядывайте ко мне. Ведь вам, наверное, скучновато у себя? — сказала Ясуко, пристально посмотрев на молодого Торбэка. Выражение ее лица сейчас чем-то напоминало лицо отца Билье.
— Торбэк, — выходя из машины у церкви, тихо сказал отец Билье, — Ясуко хорошая женщина,
Торбэк почувствовал в словах Билье какой-то скрытый намек. Он покраснел. Ему вспомнилась Есико.
Торбэк подружился с Есико, и это было его тай' ной, приятной и волнующей.
Он вырос в бедной семье. Его старший брат тоже был священником ордена святого Василия. Поэтому детство Торбэка прошло безрадостно, и он не питал никаких иллюзий и насчет своего будущего. Он поступил в семинарию потому, что не мог позволить себе учиться в светском высшем учебном заведении: не было средств. Конечно, и судьба брата в известной степени повлияла на его решение.
Семинария тоже не сулила ему чего-то необыкновенного. И только сладостные мечты о райской жизни в царстве небесном, возможно, как-то скрашивали его будни.
И вот ему встретилась Есико. Когда он глядел в ее глаза или сжимал ее нежные руки в своих руках, он впервые ощущал истинную радость. Теперь царство небесное уже не казалось ему столь привлекательным, подлинное блаженство он ощущал в своей груди.
Богослужение в приюте доставляло Торбэку огромное удовольствие, и, возвращаясь после него в церковь, он с нетерпением ждал следующего дня.
Конечно, в церкви был несколько иной режим, чем в семинарии; священникам предоставлялась относительная свобода. Но вскоре Торбэк понял, что эта свобода ничего ему не дает, ее не на что было употребить, и это его очень огорчало.
Священники не имели личных денег. Все, даже транспорт, предоставляла им церковь. Когда они бывали в городе, то лишены были даже удовольствия купить там что-либо.
И, пожалуй, единственной радостью в их повседневной жизни были еда и сон. Во сие они наслаждались несбыточными грезами, а наяву — обильной едой.
Торбэк все больше сближался с Есико, и активной стороной в этом сближении была сама Есико. Она открыто выражала ему свои симпатии. Как она смотрела на него во время службы, как горячо жала ему руку, как туманились ее глаза при расставании!
Поначалу после утренней мессы Торбэк сразу возвращался в церковь. Но постепенно он стал нарушать это правило. Кончалась месса, по он не спешил уезжать.
Воспитательницы жили при приюте в отдельном здании. В каждой комнате помещались по две девушки. Торбэка стали приглашать после мессы в общежитие. Девушки говорили ему о Японии, а он рассказывал им о своей стране и о деятельности ордена. Обычно в этих беседах принимали участие две-три воспитательницы, но случалось, что он оставался и наедине с Есико.
Как-то Торбэк предложил ей прокатиться на машине.
— Поедете? — С нескрываемым волнением Торбэк ожидал ответа.
— Конечно, — ответила девушка и доверчиво посмотрела ему в глаза.
В
— Куда мы поедем? — У Торбэка кружилась голова от запаха ее духов.
— Куда хотите!
Машина рванулась с места. Торбэк плохо знал окрестности и поэтому поехал по той дороге, по которой ездил всегда. Через лес выехали на берег реки. В черной воде отражались далекие огни и светлое ночное небо.
— Как красиво! — воскликнула девушка.
Торбэк остановил машину и выключил фары.
Они вышли из машины. Его била дрожь. Но он все же не мог сразу забыть о своем сане, да и неизвестно еще, как отнесется девушка к его намерениям. Он робко обнял Есико за талию. Она притихла, только прерывистое дыхание выдавало ее волнение. Тогда Торбэк притянул девушку к себе и прижал к груди. Есико не протестовала, и Торбэк чуть запрокинул ей голову, решив поцеловать в губы. Но тут Есико нежно взяла его за подбородок и отвела его лицо от себя, уклоняясь от поцелуя.
— Едемте домой, отец Торбэк, — дрожащим голосом сказала она.
Торбэк от волнения не мог произнести ни одного слова.
— Едемте домой! — жалобно повторила девушка.
Торбэк, наконец, овладел собой. На душе сразу стало как-то пусто. И ни темный лес, ни таинственные всплески воды, ни прозрачное ночное небо больше уже не казались ему чем-то загадочным и необыкновенным.
— Да, едем, пожалуй!
Торбэк сел за руль и повел машину по направлению к приюту. Когда он вечером подъезжал сюда, здание на холме казалось ему величественным пантеоном, а сейчас все вокруг было заурядным и унылым. Под холмом Торбэк остановил машину. Есико вышла.
— До свидания, — как-то уж очень просто сказала она.
— Спокойной ночи, — попрощался Торбэк.
Сердце у Торбэка продолжало учащенно биться, но сейчас уже больше от страха. Не прогневил ли он своим поведением бога? И не расскажет ли Есико о его притязаниях подругам? На обратном пути он повел машину самым ближним путем, ему хотелось как можно скорее приехать домой.
Ближайший путь к церкви лежал через поселок. Тут он был сегодня днем. Вот и дом, у которого он встретился с каноником Билье. Да, это дом Ясуко. Проезжая мимо, Торбэк снова увидел знакомый «рено», скрытый под деревьями. Свет в доме не горел. Но, может, его просто не видно? Стыд и раскаяние охватили Торбэка. Как постыдно он себя ведет! Отец Билье с Ясуко даже в столь поздний час работают над переводом священного писания, а он… Торбэк прибавил газу, машина увеличила скорость, и вот уже над молчаливым лесом показалась церковная башня, залитая лунным светом.
Оставив машину в гараже, Торбэк направился к себе. Никто его не видел, была глубокая ночь, и все спали.
Торбэк снял туфли, на цыпочках прокрался по коридору и вошел в свою келью. Узкая железная кровать, стол, два стула. На столе лежит в черном кожаном переплете библия. Он подошел к столу, взял книгу и, прижав ее к груди, стал молиться. Он благодарил бога, что тот отвел его своей десницей от греха. И все-таки волнение не проходило, он до сих пор ощущал прикосновение трепетного женского тела.