Черное колесо
Шрифт:
Девушка сдвинула шляпу на затылок и улыбнулась. Я узнал Пенелопу Бенсон, и она оказалась гораздо красивее, чем на снимках. Глаза, слишком большие для такого лица, не имели ничего общего с теми глазами слегка навыкате, которыми восхищались живописцы прошлого и которые на деле свидетельствовали о болезни щитовидной железы. Глаза её были цвета джерсийских фиалок, всегда меня восхищавших, но необыкновенного оттенка – ранее такие мне никогда не встречались. Очень интересно! Фигура стройная и восхитительно развитая. Я подумал, что у неё должна быть отличная реакция и умение сдерживать свои эмоции. У меня сложилось впечатление, что эта девушка способна любую хижину превратить в дворец.
Она протянула мне руку, сказав:
– Если Майк удовлетворён, то я тоже. Садитесь.
Мактиг сел за руль, и мы тронулись. Пенелопа вскользь заметила:
– Надеюсь, леди Фитц и Бурилов будут на пристани. Отец хотел подойти с приливом, а к отливу уйти, и страшно рассердится, если они опоздают.
Мактиг мрачно произнёс:
– Даже если они заявятся на пристань под вечер, это будет рекорд. Куда они отправились, Пен?
– По магазинам.
– Бурилову понадобились новые костюмы?
Пен хихикнула:
– Нет. У Рандольфа появились новые купальники, прозрачные, как стекло. Леди Фитц, разумеется, заинтересовалась.
– Она что, эксгибиционистка? – проворчал Мактиг.
– Это пусть у Деборы голова болит, – сказала Пенелопа. – Мне всё равно.
– Дебора, – пояснил Мактиг, – это служанка леди Фитц-Ментон. Её моральные установки столь же высоки, сколь низки у хозяев. Когда будете лечить Дебору от плоскостопия, изучите её высокую мораль, доктор Фенимор, а потом напишите статью и объясните что здесь причина, а что – следствие. Если справитесь с задачей, можете прославиться.
Пен снова засмеялась:
– Может, и леди Фитц полечить от плоскостопия, Майк? И если выбросить Бурилова, будет трио.
– Нет, Пен, – возразил Мактиг. – Я считаю, что плоскостопие Деборы в мировом масштабе гораздо весомее. Конечно, леди Фитц – сука, но всё же корни её далеки от ада. Конечно, Бурилов страдает нарциссизмом, но сам он – лишь отражение леди Фитц. Нет, я за плоскостопие. И за Дебору. После того, как послушаешь этих двоих, Дебора – как бальзам для моих бедных ушей.
– Майк, – восхитилась Пенелопа, – вы говорите все красочней и красочней!
Я удивлённо слушал их. Конечно, я привык к больничной откровенности, но такой разговор был за пределами моего понимания. Пенелопа не походила на девушку, которая способна терпеть такие речи.
Но казалось, что она от души забавляется.
– Вы знаете что-нибудь о леди Фитц? – спросила она, повернувшись ко мне.
Я ответил, что нет.
– Она в самом деле очень интересна. Моего отца она забавляет, и поэтому она с нами. Конечно, без Бурилова она бы не поехала. Леди Фитц – дизайнер, она обустраивает апартаменты богачам, которые не способны сделать это сами, и берет за это очень дорого. Алексей Бурилов как бы её компаньон. Она утверждает, что у него отличное чувство цвета. Конечно, он её любовник, и мне он не нравится. Не потому, что они любовники, нет… – продолжала болтать Пенелопа, – но когда он целует мне руку, я всегда жалею, что не надела перчатку, понимаете? Но всё же он бывает забавен… иногда.
Мактиг хмыкнул. Пен продолжала:
– Да, он забавен. У него прекрасный баритон, доктор, и когда он опустошит две бутылки коньяку, то может замечательно исполнить песню пьяных из «Бориса Годунова». Беда в том, что при этом он ломает мебель, – но мне говорили, что его предшественники были ещё хуже. Леди Фитц – одна из тех, кому приписывают фразу: «От мужа такая же польза, как от головной боли». Чтобы возбудить леди Фитц, нужно что-нибудь экзотическое. Предшественником Бурилова был турецкий борец… – Она помолчала. – Должно быть, это что-то на гормональном уровне, – добавила она задумчиво.
Мактиг улыбнулся.
– Ну, у дока будет достаточно времени для диагноза. Кстати, вот и «Сьюзан Энн».
Я плохо разбираюсь в кораблях, но даже опытный моряк был бы восхищён красотой «Сьюзан Энн». Когда я вспоминаю, какой великолепной она была тем вечером, когда думаю о гибели такой красоты, на сердце у меня становится тяжело.
Она медленно входила в гавань. Паруса были подняты, и все прожектора гавани были устремлены на их белизну. В пурпурном сумраке яхта плыла, едва касаясь воды. Словно прекрасный призрак прошлых дней стал материальным и плыл к нам сквозь время. Это был не просто корабль – «Сьюзан Энн» была живой. Я видел её смелость и терпение, видел странную мудрость моря… и я понял вдруг, почему в большинстве языков мира слово «яхта» женского рода.
Те из вас, кто не любит моря, возможно, не поймут меня, но те, кто любит, поймут. И повторю, что когда я вспоминаю «Сьюзан Энн», слезы наворачиваются у меня на глаза. Потому что она видится мне не погибшим кораблём, а прекрасной и горячо любимой женщиной, осквернённой и убитой…
Не знаю, сколько времени я простоял, глядя на корабль. Наконец я осознал, что Мактиг остановил машину, и они с Пенелопой с любопытством смотрят на меня.
– Любовь с первого взгляда, – сказал ей Мактиг.
Пен серьёзно ответила:
– Если он сможет выразить в словах то, что у него на лице, мой отец построит для него больницу.
– Я же говорил: с ним всё в порядке.
– Да, теперь и я это вижу.
Я ничего не ответил, все ещё очарованный такой красотой. Машина двинулась дальше, и мы въехали на пристань. «Сьюзан Энн» бросила якорь посреди бухты. Паруса убрали. Мактиг оставил машину ожидавшему слуге, и мы поспешили к катеру. Навстречу нам поднялись мужчина и женщина. Меня представили им: леди Фитц-Ментон и мистер Алексей Бурилов. Женщина равнодушно бросила: «Здравствуйте» высоким музыкальным голосом, мужчина был чуть более приветлив. Помимо холодного кивка, они не уделили никакого внимания Мактигу.
По пути на клипер я рассмотрел их. Леди Фитц-Ментон была женщина высокая, стройная, со своеобразной угловатостью, свойственной многим англичанкам. Волосы её были насыщенного золотисто-каштанового цвета, короткие и вьющиеся, – я решил, что тут не обошлось без хны. Лицо маленькое и скуластое, зелёные, очень чистые и яркие глаза, прекрасный лоб, маленький нос и рот хорошей формы, хотя и тонкогубый: внешность не броская, но, несомненно, привлекательная.
Не знаю почему, но мне казалось, что Бурилов должен выглядеть женственным. Ничего подобного. Никогда не видел такого мускулистого человека; добрых шести футов ростом, подвижный и длинноногий. Своеобразные золотисто-карие глаза с густыми ресницами, в разрезе их читалось полускрытое высокомерие. Ширина лица, разворот скул были типично славянскими. У него были полные, чувственные подвижные губы – рот певца или актёра. Я не понимал, почему Мактиг счёл его склонным к нарциссизму, но решил, что он употребил это слово не в медицинском смысле. Единственной неприятной чертой его были уши, маленькие, плотно прижатые к голове и явно заострённые. Волосы – коротко остриженные, чёрные. На первый взгляд Бурилов был весьма симпатичен, и я удивился, почему Пен испытывает к нему физическое отвращение… и физическое ли?