Чёрное сердце: Ненависти вопреки
Шрифт:
Открыть глаза не могу — в плену рафинированной неги, заставляющей сердце скакать будто козёл по горам; душу — разрываться от счастья; тело — требовать большего. Заражаюсь вирусом, неизлечимой болезнью под названием Зепар. Он — мой яд и противоядие в одном флаконе, мой храбрый спаситель — безжалостный палач.
Спаси — убей!
Поцелуй высасывает остатки жизни — кислород перекрыт, воздуха глотнуть не могу. Задыхаюсь, в голове мутнеет, плывет, сознание уходит. В жарком, липком поту… Уже обнажена, он тоже. Как успеваем — ума не приложу, да и плевать на мелочь! Тела без нежности трутся друг о друга, но как же томительно больно. Ощущаю его желание:
Затуши пламя! Спаси…
Отрывается на миг, дает судорожно глотнуть воздуха. Нависает горой — оторваться не могу от полных мрака глаз. Пленят, зовут… тону… Как назло, секунду медлит, сжимает мои бёдра, приподнимает.
Сил терпеть нет больше — бери немедля!
Со стоном рвусь к нему… Он с диким рыком мне навстречу.
Спешим утолить зов похоти: безумной, жесткой, грубой. Рывком входит, чуть не теряю сознание, и без того стремящееся ускользнуть. Прогибаюсь, позволяя войти глубже. Оно! Вот то, что хотела! Ощущение полноты, единства… Дрожу от каждого толчка, подчиняюсь нарастающему темпу. Приливы всё мощнее, чаще! О, нет, я не хочу взлетать одна…
Расстройство улетучивается под напором оргазма. По телу несётся цунами! «Подбрасывает» так высоко, будто зависаю в невесомости… О боже! Как же… хорошо…
Жар медленно угасает, а что ещё приятней… Андрей со мной, на мне, во мне… Останавливается резким толчком и содрогается, не сдерживая протяжного рыка.
Силюсь открыть глаза — получается не с первой попытки. Зепар шумно дышит в мой висок — жаром опаляет кожу, но если посмеет встать — убью! Сама неровно дышу, всё ещё трясусь от наслаждения. Тяжести не испытываю… Ловлю себя на том, что крепко держу Андрея руками и ногами — обвиваю торс, цепляюсь за плечи. Реальность едкой правдой возвращает к настоящему. Что же я наделала? Как могла?! Какой позор!.. Отдалась мерзкому хаму, столько недель издевающемуся надо мной! И где?!. На заднем сидении машины! А как?!. С пылом, жаром… Тела до сих пор липкие. Окна запотевшие…
Ужас! Если кто видел? Прикусываю губу — от стыда умереть хочется! Что за дикий выброс феромонов? Почему не отказала? Как позволила…
Нервно сглатываю во рту сухость. На место приятности приходит неудобство и смущение. Пламя угасает, по коже бегут ледяные мурашки. Теперь уже потряхивает от холода. Андрей чуть отстраняется, глаза с поволокой удовлетворения. Изучает пристально, задумчиво, будто вчитывается в мои мысли.
Отвожу взгляд — не ройся в моей голове, сама себе противна. К тому же если прочитаю, что-то подобное в его глазах — умру!
Андрей заставляет вновь посмотреть на него — нежно придерживает за подбородок и поворачивает к себе:
— Только посмей сказать, что жалеешь, — угрожает с хрипотцой. — Накажу!
На секунду теряюсь. Глупо моргаю. Открываю рот, но затыкаюсь, услышав:
— Запомни, никогда не смей мне врать! Клянусь, накажу!.. — повтор звучит таинственно обещающе-зловеще. — Сейчас как ни в чём не бывало одеваемся и идём домой, — разжевывает точно я слабоумная. Ответить не решаюсь — киваю. Зепар неспешно встаёт и только теперь понимаю, насколько он чудовищно тяжёл… а ещё горяч — меня сковывает от холода. Зубы против воли стучат тихую дробь. Подняться не могу — «вплющена» в сидение. Радует, что хоть не в голое. Подо мной одежда! Хм… так вот почему не испытывала боли — ведь при трении кожи о кожу сидения, не самые приятные ощущения. Андрей нетороплив. Одевается с ленцой удовлетворенного самца.
— Вытрись, а то я забылся немного…
Снова торопею.
Гад… Даже не помогает подняться. Кости ломит, ноги не слушаются, руки точно не мои. Скрепя зубами, придерживаюсь за спинку, сажусь. Пальчиками беру трусы Зепара. Смотрю… Хм… Почему на душе становится ещё гаже?.. Развить мысль не успеваю.
— Нравятся трусы? — обувается Андрей, изредка бросая на меня взгляд. — Хочешь примерить?
— Ты… — наконец удаётся разлепить онемевший, саднящий от насильственных поцелуев рот. — Омерзителен… — облизываю пересохшие губы. — У меня нет слов, чтобы выразить все чувства, которые к тебе испытываю…
— Мы сейчас говорили о «боксёрах», а не обо мне и твоих чувствах… — бесцеремонно перебивает Андрей, и словно не замечая нарастающей во мне злобы, с убийственным цинизмом, выходит из машины. Но перед тем, как громко захлопнуть за собой дверь, бросает: — И заканчивай лицемерить. Сними с груди перстень муженька, а то степень твоей двуличности из начальной перетекает в болезненно-неизлечимую. — Вздрагиваю, как от затрещины, и тотчас по щекам текут слёзы. Стискиваю в кулак печатку Вадима, она жжёт, словно раскалена.
Сволочь! Подонок! Как смеет такое говорить?!. Я не лживая…
Если только немного…
Чёрт! Если и так — не его ума дело!
Разжимаю ладонь. Не знаю, что больше причиняет боль. Правда, которой не применит стегнуть Зепар, или совесть, науськивающая: перстень-то будто освещённый крест для нечисти — чувствителен для моей кожи.
Чушь! Андрей заставляет мнить, чего нет… Гад! Даже не позаботился о моей репутации. Вдруг, кто рядом стоит? Дверца открывается — и вот вам… смотрите! Ивакина Вита Михайловна голая на заднем сидении.
Одеваюсь будто в прострации, еле втискиваюсь в джинсы, пуловер, балетки… Привожу волосы, в какой-никакой порядок.
Андрей снова унизил! Как ему удаётся подавить мою силу воли, навязать собственные правила игры, а потом всё обернуть против меня же? Уму непостижимо!.. Я его марионетка. Приказывает — выполняю! Хочет — имеет… Но ведь неспроста набросился? Его трясло не меньше, чем меня. Что, если всё время подавляет своё желание? Иногда получается, иногда нет… Это бы объяснило, что с ним происходит. То холоден, то пылок, то сдержан, то необуздан, то невозмутим, то игрив, то шутит, то молчит… Не в ладах с собой, а злобу вымещает на мне! Если так, лучше поговорить. И чего точно не сделаю, не покажу, что вновь обижена, расстроена. Получит ответную холодность! Как говорится: клин клином вышибает!
С гордо вскинутым подбородком, выхожу из машины. Игнорирую вопрошающий взгляд Андрея из-под прищура — спокойно иду к дому, кутаясь в куртку. Ноги предательски дрожат, сердце грохочет, будто удары гонга, но вышагиваю стойко. Машина пиликает — сигнализация включается. Позади спешит Зепар. Обгоняет, открывает передо мной дверь, но не пропускает. Берёт под локоть и ведёт, уже ставшим для меня привычным манером. Вызывает лифт. Реагирует малый. Спускается… створки разъезжаются. Понимаю, должна ступить внутрь, но… наедине с Андреем в узкой кабинке аж до пятнадцатого этажа? Несколько секунд заминки… Уже готова войти, но Зепар опережает — вталкивает, преграждая дорогу обратно. Нажимает цифровую кнопку, не сводя с меня пристального взгляда. По коже вновь бежит жар. Точно наяву ощущаю прикосновения Андрея. Дышать невозможно, во рту сухость. Ищу спасения — отступаю и упираюсь спиной в стену: