Черное сердце
Шрифт:
Фокусируюсь с трудом - встречаюсь с взволнованным, немного безумным взглядом Вадима.
Ответить не получается – вновь мычу. В горле будто шипы и от каждого звука они вонзаются, раздирая гортань. Ивакин дрожит, неумело убирает с моего лица прядь, неловко заправляет за ухо, гладит по щеке:
– Не смей меня бросать, - нашёптывает грубо, но с мольбой. – У нас путешествие, венчание, долгая счастливая жизнь…
Толчок – машину чуть заносит, колеса явственно здороваются с ямой.
– Можно осторожнее! – взрывоопасно эмоционален Вадим, злобно уставившись на шофёра. Прижимаюсь к мужу сильнее, через силу гляжу на водителя. Андрей! Сурово смотрит на дорогу, мощные руки стискивают руль, губы так плотно сжаты в полосу,
Усталость берёт верх, крепиться не получается – веки вновь закрываются, затягивает в черноту. Лечу в пустоту, замираю в невесомости и тишине. Мне здесь даже нравится: легко, свободно, безмятежно…
– Подъём! – злобное рычание вырывает из небытия. Распахиваю глаза так резко, будто током ударяет. Меня уже несёт Андрей. – Спать будешь потом! – приказным тоном рокочет над ухом Зепар, так ни разу не взглянув на меня.
В его руках спокойно, удобно, тепло. Крепость объятий не пугает, наоборот - льну ближе и даже ощущаю незначительное улучшение. Боль притупляется, отступает. Словно чувствуя изменение во мне, Андрей усиливает объятия, но прижимает, как нечто ценное, вернее… бесценное… настолько хрупкое и требующее защиты, что ослабь хватку - могу сломаться от мощного порыва ветра, а передави – хрустну от изящности. Не успеваю развить мысль, отвлекаюсь на голос мужа:
– Кто-нибудь помогите! – Вадим недалеко. Спешит, захлебывается словами: – Моя жена! В неё стреляли… Спасите! Если нужна кровь… Хоть всю мою забирайте…
– Стоп! Стоп! Стоп! – тормозит словесный поток женщина спокойным-командирским тоном.
– Такие крайности не нужны! Успокойтесь, – рассуждает строго и решительно. – Вы тараторите. Мало, что понятно.
– А этот мужчина почему в крови? – раздается другой женский голос с противоположной стороны.
– В него тоже стреляли, - нервничает Вадим. – Им обоим нужна помощь… - уже бубнит обречённо, словно не видит выхода.
Волнение нагнетается, помещение заполняется множеством голосов.
– Парень, держись, – подбадривает мужчина рядом.
– Три пулевых, - раздаётся ещё один мужской.
– Одна в области сердца… Вторая… - голоса сливаются, гудят. Теряюсь в прострации, сознание опять подводит. Точно окунаюсь под воду – звуки тянутся, булькают…
– Несите её сюда! – выделяется один. Женский, встревоженный. – Кладите на каталку.
Руки Андрея подрагивают - идёт на голос. Останавливается и бережно укладывает меня на что-то жёсткое. Чуть замешкавшись, наконец, смотрит в мои глаза. В его - читаю сожаление и переживание. Замечаю, что чёрный пиджак одет на голый торс. Куда сорочку белоснежную подевал? Мысль вновь испаряется, меня по-свойски ворочают, причиняя боль.
– Дайте посмотреть… - отпихивает Зепара миловидная женщина в белом халате, склоняется ко мне, дотошно выискивая ещё раны или повреждения.
Так и не говоря ни слова, Андрей отступает шаг за шагом, пока не скрывается из вида. Слёзы подступают, но не позволяю им пролиться – не имею на это права.
– Огнестрел в предплечье, - бормочет женщина-врач.
– Пуля прошла навылет. Задеты только мягкие ткани, кости целы. Если так можно сказать, - смотрит через плечо, явственно обращаясь к мужу, тот рядом переминается с ноги на ногу, – хорошая рана. На шее, - выдерживает секундную паузу, - царапина, хоть и неприятная: длинная, широкая. Ваша жена – везунчик. Крови потеряла немного, хорошо, что раны перевязали и приложили ткань…
Далее следует вереница мигающих ламп, волнение в коридорах, белые стены, медсёстры, врачи. Руку крепко сжимают. Еле поворачиваюсь – Вадим недалёко. Губы синеватые, в глаза блестит твёрдая решимость - удерживает мою ладонь, поспевая за каталкой:
– Всё будет хорошо! – убеждает как заведённый.
***
Просыпаюсь от желания пить. Кривлюсь – в теле тяжесть, во рту сухость. На шее, будто нацеплен ошейник тугой
– Вит, - передо мной появляется муж. Хлопочет как сиделка. Взбивает подушку, поправляет одеяло. Услужливо наливает в стакан воды и помогает пригубить.
– Спасибо, – охрипло шепчу, откидываясь на подушку. Мне чуть лучше. Голова хоть и болит, но уже чётче понимаю, что случилось. Воспоминания накатывают, появляется стыд - из-за меня пострадал человек. – Как Стас? – смотрю в упор на мужа. Вадим на секунду теряется. Хмурится, мотает головой:
– Жить будет! – отзывается лаконично и присаживается на край: - Лучше скажи, как ты?
Не верю своим ушам. Почему Вадим так безразличен к другим? Стас рисковал собой, разве нельзя к нему относиться с большей теплотой и вниманием? По крайней мере, как к человеку, который не дал убить любимую? Если бы не больничная койка и слабость – обязательно бы высказала своё негодование. Сейчас же лучше не ругаться, не спорить. Да и нагрузка на сердце у Вадима последнее время сильная.
– Жить буду, - выдавливаю обессилено. Стыд вгрызается глубже, единственное, что спасает от самоуничижения – мой охранник не умер.
Глава 14.
Пару раз допрашивают полицейские. Рассказываю одно и тоже, а точнее, что знаю и помню. Они составляют протоколы, заставляют перечитывать показания, расписываться. Вновь уточняют, что-то сверяют. Бумажная волокита изматывает сильнее, лечебных процедур. Разбитый телефон, подобранный в туалете Вадимом, изымают как улику для изучения. Двоих покушавшихся упекают за решетку, если так, можно сказать. Потому что они на больничных койках под охраной. Но все уверены, что нападавшие - мелкие сошки – исполнители. Кто заказчик, до сих пор, неизвестно. На допросах молчат, будто языки проглотили. Угрозы на них не действуют. На контакт и сотрудничество даже с подкупом, - урежем срок, - не идут. Показывают их фотографии, вкратце рассказывают кто они и откуда в надежде, что мне хоть кто-то окажется знакомым. Но нет… Я их знать не знаю и в жизни не видела. Хотя, признаюсь, что это неточно – так как части жизни не помню с рождения до семнадцати лет включительно. На меня тоже поднимают досье. Копаются в прошлом, тревожат душу, терзают сердце. Как понимаю, это у них получается лучше всего, ведь, когда стали приходить угрозы, я подавала заявление в… еще тогда «милицию». Но мне только в лицо посмеялись:
– Вы знаете, сколько к нам обращаются с такими же проблемами? У нас руки связаны. Пока не будет реальной угрозы, ничем помочь не сможет.
Проще говоря, когда покалечат, изнасилуют, убьют – приходите, примем заявление и даже в базу внесём. А там… уж как получится. Что ж… Полиция нас бережёт… пока не обращаемся или, когда уже мертвые.
Пару раз навещаю Стаса. Парень в тяжёлом, зато стабильном состоянии. Умоляю заведующего отделением, чуть ли не стоя на коленях. В реанимацию вход запрещён, но мне позволяют. Когда вижу в первый раз – реву. Стас - будто мумия, перебинтованный с ног до головы. Долго сижу рядом, держу руку и шепчу: «…была не права… медленная словно черепаха… клянусь, ни одной тренировки не пропущу - буду заниматься, выкладываясь на все сто… лишь бы только поправлялся быстрее». Второй раз придя, застаю мужчину за обедом. Симпатичная сестра кормит его с ложечки. Он морщится, охает, умудряясь шутить. Девушка краснеет, порой задорно смеётся, а чаще просто мило улыбается. Отлично! Лучшее лекарство – флирт. Отмечаю про себя, что Стас выглядит намного лучше. Желаю ему скорого выздоровления и ухожу – зачем мешать. Если начинает заигрывать, значит, идёт на выздоровление.