Черное воскресенье
Шрифт:
18 июля 1948 года: Майкл Лэндер сидит на заднем крыльце родительского дома, убогого пастората при баптистской церкви в Уиллете. Он чинит газонокосилку. Ремонт косилок и электроприборов приносит ему небольшой доход. Сквозь сетку, которой обтянута дверь, Майкл видит отца. Тот растянулся на кровати, заложив руки за голову, и слушает радио. Думая об отце, Майкл прежде всего вспоминает его вялые белые руки и кольцо выпускника церковной школы в Камберленд-Мейконе, болтающееся на безымянном пальце. На юге, как и во многих других местах, церковь — чисто женский общественный институт. Мужчины терпят ее ради мира в семье. Здесь, в общине, преподобный Лэндер не пользуется уважением мужчин, потому что ни разу не вырастил урожай, не сделал ничего толкового. Проповеди его скучны и бессвязны, он сочиняет их, пока хор тянет гимн.
Когда наступила половая зрелость, Майкл Лэндер очень изменился. В пятнадцать лет он высок ростом и тщедушен. Ценой значительных усилий ему удалось стать крепким троечником. Несмотря ни на что, он сумел сделаться вежливым и приветливым парнем. Майкл знает анекдот про лысого попугая и неплохо рассказывает его.
Веснушчатая семнадцатилетняя девчонка помогла Майклу понять, что он мужчина, и это принесло огромное облегчение. Ему много лет твердили, что он ущербный, а проверить это Майкл не мог.
Но когда Майкл Лэндер начал расцветать, какая-то часть его естества отделилась от него, так и оставшись холодной и настороженной. Это была та самая часть, которой Майкл ощущал невежество одноклассников. Та самая часть, которая в минуты грусти рисовала перед глазами яркий образ некрасивого маленького ученика; та самая часть, которая разверзала под его ногами ужасную бездну, когда он чувствовал, что его новому облику угрожает опасность.
Маленький ученик по-прежнему стоит во главе сонмища ненависти. Он знает ответ на все вопросы, и девиз его веры — «будьте вы все прокляты». В пятнадцать лет Майкл Лэндер — парень что надо. Опытный наблюдатель, возможно, и заметит немногочисленные внешние признаки чувств, владеющих им. Но сами по себе эти признаки не вызывают тревоги. Он не выносит, когда оспаривают его первенство. Он никогда не испытывал склонности к расчетливо-дерзостному поведению, которое помогает выжить большинству из нас. Он даже не мог играть в азартные игры, он не переносит их. Умозрительно Лэндер понимает, что такое умеренная агрессивность, но сам он на нее не способен. С эмоциональной точки зрения для него существует либо приятная атмосфера, в которой можно жить, ни с кем не соревнуясь, либо война не на жизнь, а на смерть, во время которой трупы оскверняют и предают огню. Золотой середины для него нет — только две эти крайности. А значит, нет и отдушины. И отраву глотал куда дольше, чем это под силу большинству людей.
Майкл уверяет себя, что ненавидит церковь, но при этом молится много раз на дню. Он убежден: молитва быстрее дойдет до Бога, если принять определенную позу. Лучше всего прижаться лбом к колену. Если возникает нужда сделать это на людях, Майкл должен придумать какую-нибудь уловку, чтобы никто ничего не заметил, уронить что-то под стул и нагнуться, чтобы достать обороненное. Если молишься, стоя на пороге или касаясь рукой дверного замка, молитва тоже оказывается более действенной. Он часто молится за людей, присутствующих в его воспоминаниях, в тех коротких вспышках, которыми память неоднократно обжигает его каждый день. Сам того не желая, не в силах остановиться, он ведет в часы бодрствования мысленные диалоги. Сейчас он тоже беседует сам с собой:
— Старая мисс Фелпс, которая работает во дворе учительской... Интересно, когда она уйдет на пенсию? Она уже давно в нашей школе.
— Ты что, хочешь, чтобы она сгнила от рака?
— Нет! Иисусе, прости меня, я не хочу, чтобы она сгнила от рака. Лучше уж пусть я первым от него сгнию (тут он стучит по дереву). Боже, дорогой отец мой, сделай так, чтобы я первым сгнил от рака.
— Ты хотел бы взять свой дробовик и выпустить ее старые невинные кишки?
— Нет! Нет! Иисусе, отец мой, нет, не хотел бы. Я хочу, чтобы она была цела, невредима и счастлива. Она такая, какая есть, и не может быть другой. Она хорошая, добрая женщина. С ней все в порядке. Прости, Господи, что я чертыхаюсь.
— Ты хотел бы сунуть ее голову под газонокосилку?
— Нет. Нет. Иисусе, избавь меня от таких мыслей.
— К черту Святого Духа!
— Нет. Я не должен так думать! Я не буду так думать!
Майкл заводит руку за спину, чтобы коснуться задвижки на двери. Потом прикладывается лбом к колену. И вновь начинает заниматься газонокосилкой. Ему не терпится закончить ремонт. Он собирается учиться на летчика, и ему нужны деньги.
Лэндер с самого детства любил разные механизмы и знал в них толк, но тяга к технике превратилась в страсть, только когда он открыл для себя машины, в которые можно влезть, такие, которые превращались в его телесную оболочку. Сидя внутри такой машины, он сливался с ней. Он представлял себе, что и сам действует как машина. И маленький школьник никогда не вставал перед его мысленным взором.
Первым его самолетом был «пайпер-каб». Лэндер взлетал на нем с земляной площадки, поросшей травой. Сидя за штурвалом, он совсем не помнил и не ощущал себя; он видел только, как маленький самолетик валится на крыло, теряет скорость, падает в пике. Тело Лэндера приобретало форму самолета, краса и мощь машины становились его красой и мощью. Он чувствовал, как самолет обдувает ветром. Он испытывал ощущение свободы.
Когда Лэндеру исполнилось шестнадцать, он поступил на службу в ВМС и уже не вернулся домой. После первого прошения его не приняли в летное училище, и всю Корейскую войну он прослужил ответственным за боезапас на авианосце «Корал Си». На фотографии в альбоме он запечатлен стоящим под крылом «Корсара» вместе с обслугой, а рядом — стеллаж с осколочными бомбами. Все ребята из обслуги сияют улыбками и обнимают друг дружку за плечи. Не улыбается только Лэндер. Он держит в руках запал.
1 июня 1953 года, незадолго до рассвета, Лэндер проснулся в казарме для младших офицеров в Лэйкхерсте, штат Нью-Джерси. Он прибыл к новому месту службы среди ночи, и чтобы стряхнуть остатки сна, ему понадобился холодный душ. Потом он тщательно и опрятно оделся. Лэндеру шла военно-морская форма, он любил ее, ему нравилось, как он выглядит в ней, нравилось то, что она лишает его индивидуальности. Службу Лэндер знал, и его приняли здесь как своего. Сегодня он явится на новое место и будет готовить к испытаниям взрыватели противолодочных глубинных бомб, срабатывающие под давлением. Лэндер умело обращался с боеприпасами и, подобно многим людям, в глубине души неуверенными в себе, любил разнообразное оружие.
Прохладным утром он шагал к складу боеприпасов, с любопытством разглядывая все то, чего он не мог видеть ночью, когда прибыл сюда. Вот гигантские ангары с дирижаблями. Двери ближайшего со скрежетом открываются. Лэндер взглянул на часы и остановился на тротуаре. Из ангара медленно выполз сначала нос, а потом и весь корпус. Это был ЗПГ-1, вмещавший миллион кубических футов гелия. Лэндер еще ни разу не стоял так близко к дирижаблю. Серебристый воздушный корабль длиной в 324 фута отражал огненные лучи восходящего солнца. Лэндер трусцой побежал по асфальтированной площадке перед ангаром. Наземная обслуга, будто пчелиный рой, суетилась под дирижаблем. Один из двигателей левого борта взревел, и в воздухе позади него повис клуб синего дыма.
Лэндеру вовсе не хотелось вооружать дирижабли глубинными бомбами, загонять их в ангары или выгонять на улицу. Он не видел ничего, кроме рычагов управления.
Он с легкостью сдал следующий конкурсный экзамен в офицерское училище. Жарким июльским днем 1953 года Лэндер занял первое место среди двухсот восьмидесяти младших офицеров. Это дало ему возможность самому выбирать будущую службу. Он выбрал дирижабли.
Развитие кинетического чувства при управлении движущимися механизмами пока не получило убедительного объяснения. Некоторых людей, наделенных этим даром, называют «самородками», но такой термин тут не годится. Майкл Хэйлвуд, великий мотогонщик, был самородком. Самородком была Бетти Скелтон, и это подтвердит любой, кто видел, как она исполняет «кубинскую восьмерку» на своем маленьком биплане. Лэндер тоже был самородком. Сидя за рычагами управления дирижаблем, он освобождался от бремени собственной личности и становился уверенным, решительным, неуязвимым. Когда он летел, его свободный разум просчитывал все возможные варианты, предвидел трудности и разрешал их заранее, одну за другой.