Черное знамя

Казаков Дмитрий Львович

Уж этот-то тип в той ситуации, в какую попал Олег, не стал бы сомневаться.

Ведь у него есть «кодекс чести» «опричника»… сдал бы, как пить дать, сдал бы.

Земляк, знакомый, друг, родственник… неважно, главное, чтобы «дело делалось», камеры не пустовали, в фильтрационных лагерях жизнь била ключом, и расстрельные команды не просиживали штаны зря.

А значит, нельзя поступать так, как поступил бы в этой ситуации носитель черного мундира и птичьих лап на погонах.

— Да, совершенно верно, — сказал Олег, и подполковник глянул на него с удивлением.

Но

с другой стороны, если не попытаться дернуть за эту ниточку, то Голубов продолжит торжествовать, останется безнаказанным… а подобного допустить нельзя, пусть даже после этого ты никогда себе не простишь предательства, всю жизнь будешь чувствовать себя Иудой, всю жизнь, сколько бы тебе ее ни осталось.

— Верно, — повторил Олег, поднимаясь из-за стола.

Полагаться на жандармов нельзя, они больше ему не союзники, пусть даже временные… остаются полицейские из охранного отделения, в их руках заключенный хотя бы не погибнет «при попытке к бегству».

Не обращая внимания на изумленный взгляд соседа, он сорвал с вешалки плащ, схватил шляпу и пошел к двери. Выбравшись в коридор, обнаружил, что по нему шагает сам Голубов, и поспешно рванул в другую сторону, к запасной лестнице.

— Стой, сука! Куда? — донеслось из-за спины, но Олег не обернулся.

Нужные бумаги прихватил с собой, а сюда, в логово нижегородских «опричников», он больше не вернется.

Своей волей, по крайней мере.

Сбежал вниз, прыгая через две ступеньки, не обращая внимания на занывшее бедро и боль в спине. Пролетел мимо вахтера и выскочил на улицу… серый «Меркюри» должен стоять вон там, около здания, где расположено в том числе и местное управление министерства мировоззрения.

Машина с полицейскими обнаружилась в условленном месте.

— Проблемы? — поинтересовался сидевший рядом с водителем офицер, когда Олег распахнул дверцу и плюхнулся на заднее сиденье.

— Хм, дело есть… — отозвался тот.

Выслушав Олега, сотрудники нижегородского охранного отделения поскучнели.

— Обыск, задержание? — пробормотал тот, что находился за рулем, мордастый и усатый, с хитрыми и злобными глазками. — Это дело не такое простое, нужен ордер или что-то вместо…

— Почему тогда «опричники» без бумажек обходятся? — спросил Одинцов, думая о том, что эти парни только волей случая носят серые мундиры, а не черные, ну не сейчас, а в принципе, и подчиняются Померанцеву, а не Хаджиеву.

Вполне могли оказаться среди дружинников…

— Ну, они в состоянии это себе позволить, и то не всегда, — сказал сидевший рядом с водителем, худой и носатый, похожий на хищную птицу, голодавшую в последние полгода или даже дольше. — Ладно, прикрывают тебя с самого верха, так что попробуем, но ты нам заяву напишешь, что ответственность на себя берешь. Идет?

— Идет, — без колебаний бросил Олег.

Головная боль понемногу усиливается, и надо действовать быстро, до того, как приступ начнется по-настоящему, он перестанет связно соображать, превратится в наполненный страданием сосуд…

— Куда едем? — спросил мордастый.

— Провиантская, дом

пять, квартира два.

— Так, давай еще парней захватим, не вдвоем же на дело идти, — и носатый бросил через плечо красноречивый взгляд на Олега, показывая, что доверенного их защите штатского он за человека не считает.

Ну и пусть… главное, чтобы все шло так, как надо.

На какое-то время с головой стало совсем плохо, и Олег с трудом осознавал, куда они едут, зачем. Затем слегка полегчало, и он обнаружил, что они уже подъезжают к Провиантской, и что сзади идет еще одна такая же серая машина, забитая крепкими парнями в одинаковых плащах и шляпах.

Ну да, вот смеху будет, если выяснится, что Бер не живет на старом месте.

Вот поворот, позади осталась громада здания политехнического института.

— Держись за нами — велел Олегу мордастый, вытаскивая из-под плаща пистолет, огромный, черный, увесистый.

Когда вылез из машины, снег залепил лицо, и показалось неожиданно холодно, будто за какой-то час похолодало градусов на двадцать. В первый момент даже перехватило дыхание, но зато отступила головная боль, осталась лишь пульсация в затылке, словно там билось второе, очень чувствительное сердце.

Дом, где когда-то жил Бер, ничуть не изменился — одноэтажный, невзрачный, с высоким крыльцом и дощатыми стенами.

В подъезд Олег вошел последним, и еще двое полицейских остались снаружи — наблюдать за окнами. Носатый позвонил в квартиру, на двери которой красовалась потемневшая от времени латунная двойка, изнутри донеслись шаги, а затем спросили:

— Кто?

Олег с одной стороны надеялся услышать этот голос, а с другой — боялся.

Ну что же, теперь пути назад нет, остается лишь взойти на Голгофу, но вовсе не как Христу, а некоей помесью всем известного предателя и Понтия Пилата, олицетворения жестокой государственной власти.

— Из жилконторы, — ответил полицейский. — Тут у вас, говорят, с печами проблемы?

— У нас? — удивленно спросил Бер, клацнул замок, и дверь приоткрылась.

В следующий момент стало очень много движения, ударов, криков.

Олег закрыл глаза, а когда открыл, то в дом номер пять вернулась тишина, но уже не мирная, а настороженная.

— Заходи, — велел, появляясь в дверном проеме, мордастый. — Двое их там, посмотришь.

Квартирка, как показалось в первый момент, была обставлена только пачками книг. Болталась под потолком лампочка в дешевом абажуре, голый стол покрывали исписанные листы бумаги.

И на полу, придавленные ручищами полицейских, лежали двое мужчин.

— Поднимите их, — попросил Олег.

— Ты? — Бер аж задохнулся от возмущения. — Я слышал, что ты-с, но не верил-с!

Он, конечно, постарел, в светлых волосах наметилась плешь, а брюшко округлилось еще больше, отросли неряшливые бакенбарды, но взгляд остался тем же — рассеянный, какой-то пронизывающий, словно его обладатель видел нечто, спрятанное за обычной, доступной всем людям реальностью.

Второго Олег не знал — русый, изящный, с ухоженной бородкой, и очень спокойный.