Чернолесье
Шрифт:
Здесь же на стене находились и мои товарищи. Макс придирчиво осматривал арбалетные болты, нашедшиеся в монастырской оружейной, а Лана просто смотрела со стены вниз.
Посмотреть было на что. Крупные слонообразные твари, уродливо сросшиеся из мертвых тел, уже не расхаживали бесцельно вокруг холма, а целенаправленно ползли по его подножию вверх, прямо на нас. За ними, на небольшом отдалении следовала толпа ходячей нежити, а разного рода инсектоидные твари мельтешили у нее под ногами, будто готовые в любую секунду броситься вперед, но сдерживаемые чьей-то
Даже по мнению такого не сведущего в военном деле человека, как я, все это здорово смахивало на штурм, который должен был начаться с минуты на минуту.
— Ваше благородие! — гаркнул сержант, изобразив нечто отдаленно похожее на строевую выправку — в осажденном монастыре явно было не до муштры.
Хорн раскрыл, было, рот, чтобы снова самоустраниться, но я прервал его жестом. Мне надоела эта глупая конфронтация, совершенно неуместная на фоне ползущей на монастырь черной тучи, состоящей из самой смерти.
— Ваше благородие, — произнес я потише, чтобы солдатам было не слышно. — Давайте не будем собачиться — мы несколько не в том положении. Если вы думаете, что я пришел сюда украсть ваши заслуги — ничуть не бывало. Если мы выживем, то в моем рапорте его сиятельству я укажу, что обороной командовали вы, и победа — целиком ваших рук дело.
— Вот именно, «если», — проворчал Хорн, но было заметно, что мои слова его тронули. — Тут надо бы отступать, но приказ его сиятельства был ясен — держаться до последнего.
— А разве есть куда отступать? — спросил я, и тут же пожалел об этом вопросе. Глаза лейтенанта подозрительно сузились, и он смерил меня ими с головы до ног. В этом взгляде отчетливо читалось: «Эта скотина собралась бежать и всех нас бросить, а еще командир выискался, с бумажкой!».
— Есть, — неохотно проговорил он и отвернулся.
Допытываться я не рискнул.
— Полурота, слушай мою команду… — гаркнул лейтенант, и я отошел от него, чтобы не путаться под ногами, прислонившись к одному из крепостных зубцов.
Глядя на ползущую снизу на холм тучу, я с холодным ужасом ощутил, что полурота мушкетеров — это не та сила, которая сможет с ней совладать. Вот если бы здесь был целый полк, да еще усиленный егерями Кернадала — тогда может быть…
Я с силой зажмурился, стараясь отрешиться от звуков вокруг: отрывистых команд лейтенанта, топота сапог по камню, шороха шомполов, лязга шпаг, ругательств и молитв.
Какие у меня есть варианты? Просто принять бой вместе со всеми? Скорее всего, это значит бесславно погибнуть. Ну, пусть не бесславно. Может быть, кто-нибудь сложит песню о героях Клугстера. Такое себе утешение.
Можно обыскать монастырь в поисках таинственной реликвии. Вот только ее может ведь и не быть — никто мне ее не обещал. А даже если она и существует — смешно было бы надеяться, что я случайно обнаружу здесь что-то, о чем не знает сам настоятель. Особенно в условиях нехватки времени — а его у меня остались считанные минуты.
Можно просто сбежать — судя по оговорке лейтенанта, это возможно. Допустим. А потом что? Как я вернусь в глаза, и что скажу
Я открыл глаза и снова взглянул вниз. По склону холма, никуда не торопясь, на Клугстерский монастырь наступала смерть: холодная, безжалостная, неминуемая. Я должен был что-то сделать: для себя, для Макса с Ланой, для Винса, для Киры, для всех этих грязных и усталых людей, готовящихся сейчас идти в последний бой. Нельзя сидеть сложа руки.
Я сделал несколько шагов от крепостного зубца в сторону лестницы. Мне нужно было проверить одно предположение. Если оно окажется неверным — скорее всего, я погибну. Впрочем, шансов выжить у меня и так было немного. С этой мыслью я сжал рукоять крикета и стал спускаться по лестнице вниз.
Монастырский двор был пуст: все способные держать оружие поднялись на стену, а прочие попрятались по кельям. Я огляделся по сторонам: где-то здесь я, кажется, видел плотницкую мастерскую. А вот и она: дверь приоткрыта, и внутри никого нет. Это хорошо — не потребуется объяснять, для чего мне понадобилось долото и молоток. Конечно, на худой конец можно было бы использовать и крикет, да ведь затупится же. Проскользнув в пахнущую смолистой доской келью, я схватил валявшиеся на верстаке инструменты и двинулся дальше, в сторону галереи.
Каждый мой шаг по стертым камням отдавался эхом под каменными сводами. Я хорошо осознавал, что то, что я собираюсь сделать, едва ли останется без последствий. Если я ошибся, если там ничего нет — мне за такие художества, вероятно, не миновать костра. Но раздумывать было некогда, и испрашивать благословения — тоже. Может быть, мы вообще все вот-вот погибнем, и тогда ничего из сделанного уже не будет иметь значения. Но я должен был знать, угадал я или нет.
Сделав глубокий вдох, я занес молоток и ударил долотом прямо в лицо Мученицы Евфимии.
Из галереи я вышел, сжимая в трясущихся от волнения, перепачканных штукатуркой пальцах кожаный футляр с чем-то прямоугольным, похожим наощупь на тетрадь. Оно было там, под мозаикой! Я угадал!
Вот только радоваться было рано: что бы ни было написано в этой книге, или что там лежит в футляре, от подбирающейся к стенам нежити оно меня никак не спасет. Словно подтверждая эту мысль на стене оглушительно грохнул первый залп мушкетов. Я направился к лестнице, чтобы узнать, как обстоят дела, и у самого ее подножия едва не врезался в отца Келлера, семенившего вниз, перебирая четки с зеленоватыми камешками. Выглядел он удивительно спокойно для человека, находящегося в смертельной ловушке. Впрочем, спокойствие это было, похоже, напускным: пальцы, щелкающие бусинами, немного подрагивали.