Чернослив в шоколаде
Шрифт:
– И что ты туда положила? – спросил он. – И почему это тут стоит? Прямо на дороге!
Я не стала отвечать, потому что в эту коробку упаковала все вещи, связанные с Никитой.
– Что-то важное? – продолжил расспросы Гера. – Или, может, прямо сейчас я вынесу это на помойку? А то, как я понимаю, мужчины в доме нет, вот и некому следить за порядком!
Он выпрямился и посмотрел мне в глаза.
– Почему ты спросил об этом? – поинтересовалась я, чувствуя, как слезы наворачиваются.
– Оленька, что ты? – всполошился он. – Я пошутил.
Гера обнял меня. Я отодвинулась и прошла в комнату. Он молча двинулся за мной. Я не стала
Гера проснулся около шести утра и разбудил меня.
– Оленька, – пробормотал он мне на ухо, – мне нужно в десять утра квартиру в Химках показывать. Хочу еще домой заехать.
– Хорошо, – сонно ответила я. – Сейчас кофе сварю.
– Лучше зеленый чай, – ответил он и ясно мне улыбнулся.
Пока Гера находился в ванной, я подошла к зеркалу и придирчиво на себя посмотрела. Но выглядела я на удивление хорошо, несмотря на то что мы спали всего пару часов. Заварив чай и сделав несколько бутербродов, я ждала его на кухне, испытывая странное смущение. Я не знала, что он думает обо всем произошедшем, и, по правде говоря, не знала, как себя вести. Когда Гера вошел на кухню и я увидела, что он совершенно голый, то окончательно растерялась. Он непринужденно уселся за стол и пододвинул к себе чашку с чаем.
– Без добавок? – спросил Гера, наклоняясь и вдыхая аромат.
– Без, – ответила я. – А что?
– Просто некоторые травки не люблю, – ответил он и начал пить чай. – Мяту, например.
– Бери бутерброды, – предложила я.
– Спасибо, – кивнул Гера. – А ты чего не ешь?
– Я с утра всегда без аппетита.
Он улыбнулся и начал есть бутерброд с колбасой. Я смотрела на него, чувствуя, что смущение не уходит. После разрыва с Никитой ни один мужчина вот так не сидел на моей кухне, рано утром, к тому же голый. Но Гера чувствовал себя, судя по всему, вполне непринужденно.
«И кто мы после этой ночи? – думала я, наблюдая за ним. – Пара? Одноразовые партнеры? Любовники? Влюбленные?»
Ни на один из этих вопросов я не могла ответить с уверенностью. Но Гера мне нравился. К тому же секс лично для меня всегда имел большое значение. После физической близости возникало странное притяжение, сродни влюбленности, которое длилось несколько дней, даже если мы больше не встречались. А если встречались, то все это мгновенно разрасталось и захватывало меня.
Но разве я могла снова полюбить? После истории с Никитой я безумно боялась вновь сильно привязаться к кому-то, не верила в возможность счастья, не хотела повторения боли в случае разрыва.
Гера закончил завтракать, но я так и не притронулась даже к чаю. Он поблагодарил меня, поцеловал в щеку и сказал, что ему пора. Когда он оделся и вышел в коридор, то вдруг порывисто обнял меня и прошептал на ухо:
– Позвоню, как освобожусь. Может, еще сегодня увидимся? Ты не возражаешь?
Я улыбнулась и поцеловала его в губы.
Частная переписка Ольги Лазоревой
Кому: platinair@rambler.ru
От кого: olga-lazoreva@yandex.ru
Тема: рассказ
Привет,
Оля
в унисон. doc
В унисон
1
ОНА легко откинула со лба волос волнистых спутанные пряди. В зал посмотрела. Тихая мольба растаяла в прозрачном влажном взгляде.
– Стоп! Стоп! Достаточно. Спасибо всем! Ну что ж, до завтра! Все пока прекрасно. Ромео только что-то сник совсем. А ты, Джульетта? Так грустить опасно… Трагедия? Конечно. Но – любовь? Трагедия потом, любовь мне дайте! Афиша, кстати, как? Ты подготовь… Рекламу не мешало бы на сайте… Уже так поздно?! Все! Пора домой…Послушай, сделай в алый цвет названье. Пока!.. Джульетта, ты пойдешь со мной? Ах, нет? Тогда до завтра! До свиданья!
1
Здесь и далее использованы цитаты из трагедии В. Шекспира «Ромео и Джульетта»
Дверь мягко хлопнула в последний раз. Шаги и голоса – все дальше… Тихо. Свет в зале вспыхнул резко и погас. И лишь над дверью четко слово «выход» сияет, словно красный маячок… ОНА «Ромео!» звонко вдруг сказала. Со сцены спрыгнула. Свой рюкзачок взяла и куртку и ушла из зала. Из клуба выбежала на проспект, проехала по глади льда-настила, сгребла рукой февральский хрусткий снег, снежок в звезду прицельно запустила.
– Что хулиганишь? – вслед ЕЙ чей-то крик.
ОНА в ответ беспечно рассмеялась, не обернувшись. И – в метро. Там вмиг в людском круговороте затерялась. В вагон вскочила. Тесно, толчея. Протиснулась. Кому-то наступила на ногу.
– Ой! Вы там полегче!
– Я?!
– Не вы…
И томик вынула Шекспира.
«…Хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы…»«Пора на выход… Снова сполз берет… Зачем он умер? Просто позабыл бы».
Закрыла книжку. Протолкнулась в дверь. Вверх – в переход. Старушка:
– Пожалейте!
Достала деньги.
«Вот и не поверь в ее несчастья…»
Подала…
Звук флейты печальный, чистый, легкий, неземной поплыл прозрачным длинным переливом. ОНА остановилась.
«Что со мной?»
Затем пошла в смятеньи торопливо на флейты звук и к выходу… Стоят у лестницы ребята. Держат скрипки. Но не играют, тихо говорят. Подходят люди, возгласы, улыбки. Играет тот, что с флейтой. Звук летит самозабвенно, нежно, отрешенно… Футляр от скрипки на полу лежит раскрытый. Блеском – мелочь. Изумленно ОНА остановилась. Взгляд скользнул по парню с флейтой. И через мгновенье вверх по ступенькам побежала… Гул вечерних улиц… Головокруженье… ОНА подставила лицо под снег. Звук флейты мягко, словно снег, растаял… Лишь шум в ушах. И рядом чей-то смех. ОНА очнулась. Ветер, нарастая, поземкой закрутил…