Чернозимье
Шрифт:
При виде человека на палубе толпа вокруг меня заволновалась. «Вон он, вон он, герцог-то», — послышалось со всех сторон. «Ишь, красивый-то какой!» — зашептала стоявшая прямо передо мной тетка с красными мускулистыми руками прачки. — «Как есть, прынец сказочный! То-то видать, он нас всех спасет, больше некому! Ох вы, Мученики великие, не иначе вы нам послали его на спасение наше!». И она стала размашистыми жестами творить очистительные знаки, поминая всех восьмерых небесных заступников.
А затем я увидел вторую фигуру и окаменел. Это была она: длинные рыжие волосы, которые она и не думала убирать в тугую прическу по примеру карнарских дам, взвились, подхваченные порывом ветра. Длинное белое платье спускалось к ее ногами,
Это была очень красивая сцена. Не знаю, было ли так задумано или вышло само собой. Яркое солнце — нечастый гость на здешнем зимнем небе — выглянуло и заиграло лучами на золотом шитье плащей, на лезвиях алебард, на развевающихся знаменах. Толпа пришла в неистовство — отовсюду слышались радостные возгласы, обрывки молитв и восхищенная ругань.
Но меня больше всего поразила не красота происходящего, а нечто другое. То, как они держались вместе… Для двух лидеров, которых связывает лишь общее дело, они выглядели… слишком близкими, что ли. Наверняка в ликующей толпе вокруг меня нашлось бы много людей, кто не подумал, что перед ними муж и жена. А кто, собственно, сказал мне, что это не так? Я ведь ровным счетом ничего не знаю о том, откуда Кира там взялась, и что с ней происходило все это время. Я ждал, что встретившись после стольких лет разлуки, мы бросимся друг к другу в объятья… но не слишком ли это было наивно?
Я повернулся к Ксай, спокойно наблюдавшей за тем, как блистательная пара, уже спустившись с трапа, шествовала по набережной в сопровождении бородатых сановников в меховых плащах.
— Ты, кстати, знаешь, что у нее с этим герцогом? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос выглядел как можно более праздным и беззаботным.
Ксай повернулась ко мне, слегка приподняв бровь.
— Понятия не имею, — ответила она. — Когда я там была, Кира только время от времени появлялась в монастыре в виде призрака. Так что ни о каких плотских отношениях с ней речи быть не могло, если ты об этом. А уж что было потом… Но с герцогом я говорила — и мне показалось, что он по-серьезному влюблен в нее. Ну, знаешь, весь этот рыцарский культ прекрасной дамы — что-то такое слышалось в его словах. И, в общем-то, его можно понять. Когда к тебе является дух из загробного мира и пророчествует, у кого хочешь башню сорвет, а тут это еще и красивая девушка…
Я прикусил губу, чувствуя, как сами собой сжимаются кулаки, а на щеках выступает предательский румянец. Я уже ощущал тяжелую неприязнь к этому герцогу, хотя, казалось бы, ничего плохого он мне не сделал, а его появление в Крюстере могло сильно облегчить ситуацию — в том числе, и для меня.
— Я тебя понимаю, — произнесла Ксай тихо. — Я не знала подробностей, но ты ведь все еще любишь ее, верно?
Замешкавшись на секунду, я кивнул, проглотив ком в горле.
— Впрочем, может быть, у них ничего такого и нет, — задумчиво произнесла она — явно без всякой уверенности. — Может быть, она у них что-то вроде Жанны Д’Арк, дева-пророчица, с которой отношения могут быть только платонические. Я бы, наверное, как-то так себя поставила на ее месте, если бы не хотела… ну, вот этого всего.
Я отвернулся, стараясь не смотреть ни на Ксай, ни в сторону процессии, которая уже миновала набережную, удаляясь по широкой улице, в сторону бургомистерского дома, где им предстояло разместиться.
Меня вдруг стали раздражать радостные крики и возбужденный шепот, окружавшие меня. Хотелось выбраться скорее из этого стада радостных придурков, вернуться в комнату в мансарде, которую сдавал мне престарелый тучный аптекарь, уставиться в угол крыши, сходившийся прямо над моей кроватью, и ни о чем не
Ах, с каким удовольствием я бы сейчас послал ко всем чертям и это егермейстерство, и серебряную цепь, и Грановского, и Ника, и спасение мира!
Я стал протискиваться сквозь людскую массу, то и дело грубо расталкивая почтенных горожан локтями — они, впрочем, тоже не оставались в долгу. Толпа стала и сама постепенно рассасываться: кто-то последовал за процессией дальше по улице, другие же остались в гавани, обмениваясь впечатлениями, хватая друг друга за руки и захлебываясь от эмоций. Некоторые сразу стали разбредаться по близлежащим кабакам, которые сегодня явно получат двойную выручку.
Мрачная депрессия последних дней уступила в людях место радостной эйфории. Мне же было вдвойне тяжело из-за того, что я не мог разделить с ними это чувство.
— Эй, пан благородный, чего мрачный такой! — воскликнул, схватив меня за плечо какой-то усатый детина в куртке с серебряной перевязью и алой рубахе под ней — пикинерский офицер, с которым я познакомился в трактире пару дней назад, но сейчас не мог вспомнить его имени. — Пойдем к старому Кабану, на улицу башмачников! Мне так угостить кого-то хочется — дай хоть тебя угощу, а то чего ты такой кислый, словно грушевка прогорклая!
Я попытался с силой вырваться из объятий этого Портоса, и даже поискал глазами Ксай, словно она могла бы мне в этом помочь, но толпа оттеснила ее.
— Ладно, пойдем, твое благородие, — ответил я, смирившись со вздохом. — И то дело, напиться мне не помешает.
— Конечно, не помешает, никому не помешает! — заговорил офицер возбужденно. — Повод-то есть, и какой повод! Спасители пожаловали! Как сладко звучит-то, сам послушай: спасители!
Это слово, в самом деле, было у всех на устах. Город, уставший от страха и отчаяния, нашел, во что ему верить. Точнее — в кого.
Я твердо решил, что сегодня напьюсь в лоскуты, и дальше гори оно все синим конем. Отчего-то в моей голове всплыл тот вечер, когда я, тогда еще никакой не егермейстер, а просто студент и видеоблогер, услышал про возможность затестить новую игру от студии «Норска». Тогда мне тоже хотелось напиться — по похожему поводу. И тогда я впервые увидел это лицо, обрамленное рыжими волосами. То самое, которое вновь увидел сегодня.
Мне захотелось вернуться в ту ночь. Вернуться, чтобы удалить телефон Михи Шилова и никогда по нему не звонить.
Глава 6
Почетный зал ратуши Крюстера был украшен очень помпезно и очень поспешно. Дорогие гобелены, спешно свезенные изо всех богатых домов города, не гармонировали друг с другом. Сосновые ветви, которыми украсили верхний ярус, были закреплены из рук вон плохо и местами попадали на пол.
Во главе огромного стола в форме буквы «П» сидел его светлость Рихард III, герцог Тарсинский, по правую руку от него — Кира, а по левую — крюстерский бургомистр, тучный господин в алом камзоле с младенчески розовыми щеками и сверкающими перстнями на пальцах. Дальше расположились, отсортированные по богатству и важности отцы города, а также офицеры-наемники, капитаны судов и торговцы средней руки. Я сидел ближе к краю, между двумя офицерами в алых мундирах, налегавшими грушевку, которую они черпали из внушительного бочонка деревянными кружками. Сам я к этой сивухе не прикасался — о вчерашнем загуле с пикинерскими офицерами мне до сих пор напоминали отголоски головной боли и круги под глазами. А вот мой давешний собутыльник сидел напротив меня, румяный и довольный, уписывая истекающую жиром поросячью ногу.