Черняев 1981
Шрифт:
21 июня 81 г.
Завтра 40 лет начала войны. Воспоминания все сильнее присутствуют в повседневной работе головы, вплетаются во все, о чем ни думаешь., самым неожиданным образом.
Работа. За этот почти месяц с 60-летия много всяких дел было. Письмо компартиям по ракетным делам. Письмо в ЦК ПОРП с предупреждением, что, мол, дошли вы «до последней черты». Обращение Верховного Совета СССР (сессия - 23-го) к парламентам всего мира - за мир. Придумано было, когда Кузнецов на ПБ докладывал повестку дня обязательной летней сессии. Вопросов вроде бы никаких серьезных нет, нечего, мол,
Любопытен процесс сочинения текста. Мы и Б.Н., конечно, опять начали было поджигать море. Мол, если такое делать, то надо вносить конкретное что-то, так как на Западе сыты по горло красивыми призывами. Впечатление производит, когда мы что-то определенное говорим о своих намерениях в отношении ракет, своих ракет. Так и сделали.
Но мидовцы от лица Громыки (Ковалев) нам ясно разъяснили, что ни о чем подобном речи быть не может. И весь смысл Обращения - призыв (нажим) к переговорам, которые все и должны решать. В этом духе и был сочинен текст.
Материалы к приезду Брандта. Тоже не очень ясно (Вадим в основном с этим мучается), что с ним делать, что конкретно он мог бы увезти от нас.
Сочиняются памятки, а процедура здесь все больше такая. Можно проиллюстрировать на том, как готовятся телефонные разговоры Леонида Ильича с Каней. Ожидается, что тот сам позвонит (например, после своего Пленума). Готовится «ответ» на то, что может сказать Каня, печатается большими буквами. Что бы Каня ни сказал, ответ он получит заранее заготовленный. Присутствующий помощник фиксирует разговор и сочиняет «отчет» Л.И. для ПБ «о разговоре» и выводы, какие надо сделать. И это тоже зачитывается на ПБ и единодушно одобряется путем утверждения заранее подготовленного текста постановления.
18 июля 81 г.
Я был с 8 по 15 июля в Испании. Формально для передачи партийного архива Испанской социалистической рабочей партии. Его наши захватили в Вене в 1945 году. Потом отдали коммунистам, они, когда поругались с нами, отправили его в Бухарест. Но один их ренегат Клаудин «продал», что архивы в Москве. Социалисты, когда мы с ними сдружились, потребовали вернуть. А нам пришлось, грозя, добиваться от КПИ, чтоб вернули их из
Бухареста в Москву. и вот полтонны бумаг, главным образом за 1931-39 годы вернулись в Мадрид.
График: Я, Перцов, Ковальский вылетели во Франкфурт на Майне. Там пришлось (в аэропорту) объяснять примчавшемуся из Бонна советнику Литвинову - чем кончился визит Брандта в Москву (кстати, я был включен в команду по его приему и участвовал в «обеде» в Кремле: Брежнев - Брандт).
На попечение нас взял представитель Аэрофлота (по команде из Москвы, так как во Франкфурте надо было сидеть 7 часов, ожидая вылета на Мадрид) - Коваленко В.В. Поводил он нас по городу, уже мне знакомому.
В Мадрид прилетели около 10 часов вечера. Встречали посол Дубинин, Карвахаль (Федерико) - зам. Генсека ИСРП,
Жара 40 градусов. Ужинали в ночном ресторанчике. Знакомились с Карвахалем. Он из аристократического рода и даже королевских кровей.
Утром следующего дня были в посольстве. Разговор с Дубининым.
Прадо. Директор и две девушки, переводчицы. Потрясение. Особенно Гойя. Подарили два альбома.
Вечером - главное событие: торжественный акт передачи архива. Филипп Гонсалес
– генеральный секретарь ИСРП, все руководство, скопление прессы, IV. Я и Гонсалес произносили речи. Потом ужин в ресторане со всем руководством партии.
10 июля беседа с Гонсалесом в ЦК ИСРП. Потом беседа с членами Исполкома, занимающимися международными делами. Довольно товарищеская дискуссия. Особенно - по Афганистану.
Потом опять неугомонный Карвахаль устроил обед, приятный, непринужденный. Ели дары моря.
После обеда и после того, как пришли в себя в гостинице, поехали в Долину павших (километров в 40-50 к северо-востоку от Мадрида). Грустное ощущение - вот, что осталось от эйфории 1936-38 годов - испанской гражданской войны и нашего юношеского энтузиазма.
Вечером - по Мадриду: Королевский дворец.
Утром в субботу (11.7.) полетели в Севилью. Встреча с Рафаэлем - председателем Андалузского правительства. Проблемы автономии и «самоуправлящего социализма». Встреча в областном совете Севильи. «Саза» - Сарацинский Дворец 11-14 веков.
Утро 12.7. Воскресенье. Прогулка по старинному городу. Прелесть. Поездка на табачную фабрику. Коррида - один акт, противное зрелище, через час - на самолет.
13.7. Понедельник: Мадрид, встреча с соратниками Каррильо Аскарате и Борнао Элен из компартии Испании. Три часа дискуссии. Вечером - шифровка в Москву.
1 4.7 поездка в Толедо. Обед у посла на вилле за городом: Гонсалес, Карвахаль и проч. Долгие разговоры и мой тост - признание в любви Испании.
Вечером - площадь ёе 8о1о, подвальчик, где сиживал Хэмингуэй. Отец владельца был лучшим другом Хэмингуэя.
Поздно вечером - раут в клубе банкиров по случаю представления книги Брежнева «Страницы жизни». Хуан Гадричес - миллиардер, председатель клуба и издатель книги. Один из испанского «клана Кеннеди». Простой, обаятельный, влюбленный в Советский Союз. Умен и хитер. Всякие светила ученого мира, знаменитый художник, сенатор из правящей партии. Речи моя и Гадричеса перед IV (в Москве показали через неделю).
Утром улетели, опять через Франкфурт.
По приезде Б.Н. выразил удивление, что «я поверил Каррильо». Соцпартия его интересует только с точки зрения противопоставления антисоветизму Каррильо. И вообще, он все делает уже «не то». Главная его забота - доклад, с которым он будет выступать 27.7 перед загранработниками. Этому, главным образом, и была посвящена вся моя деятельность по возвращении из Испании, плюс статья, которую Б.Н. обещал Зародову, а также превращение в статью для «Коммуниста» его речи на газетной сходке, состоявшейся до моего отъезда.