Черные деньги
Шрифт:
— Мне кажется, они были убиты, потому что знали о моей беременности.
— Вполне возможно.
— А что можно сказать о смерти Фрэнсиса?
— Пока нет никаких предположений, мисс Фэблон. Я блуждаю в потемках.
У вас есть какие-нибудь мысли?
Она покачала головой. Ее яркие волосы мотнулись, коснувшись холодных бледных щек.
Питер нетерпеливо спросил из двери:
— Могу я теперь войти?
— Нет, не можешь. Уходи и оставь меня в покое. — Она встала, предложила и мне уйти.
— Но ты не должна оставаться одна, — сказал Питер. —
— Доктор Сильвестр — старая баба, а ты — другая. Уходи. Если не уйдешь, то я уйду. Немедленно.
Питер ретировался, и я за ним. Она закрыла и заперла дверь. Когда нас уже нельзя было слышать в коттедже, Питер набросился на меня:
— Что вы ей сказали?
— По сути, ничего.
— Вы сказали что-то, что вызвало у нее такую реакцию.
— Я задал ей один или два вопроса.
— О чем?
— Она попросила меня не говорить вам.
— Она попросила вас не говорить мне? — Его лицо склонилось близко ко мне. Я не мог даже его рассмотреть. Его голос звучал резко и угрожающе:
— Вы опять все разрушили, перевернули все вверх тормашками, ведь так? Я вас нанял. Джинни моя невеста.
— Скороспелая невеста, не так ли?
Возможно, мне не следовало это говорить. Он разозлился, обозвал меня вонючим грубияном и начал замахиваться на меня. Я заметил появившийся из темноты его кулак слишком поздно, чтобы избежать удара. Мне удалось увернуться, но не совсем.
Я не стал отвечать ему, но выставил руки, чтобы успеть поймать его руку, если последует второй удар. Он не стал продолжать.
— Убирайтесь отсюда, — прорычал он прерывающимся голосом. — Мы с вами все кончили. Здесь вы больше не нужны.
Глава 31
Морально я чувствовал себя не очень хорошо, поскольку уходил от незавершенного дела. Я вернулся обратно в свою квартиру в Западном Лос-Анджелесе и напился до состояния умеренного ступора. И даже тогда спал не очень хорошо. Я проснулся среди ночи. Капли дождя шуршали, как по целлофану, по стеклу. Я уже протрезвел и пребывал в состоянии какой-то паники: средних лет мужчина лежит в одиночестве в темноте, в то время как жизнь течет мимо, как уличный поток на шоссе.
Я проснулся поздно и пошел завтракать. Утренние газеты не сообщили ничего нового. Я пошел в свой офис и стал ждать, когда Питер переменит свое решение и позвонит мне.
Он мне, по правде, не был нужен. У меня все еще были его деньги. Даже без этого, даже без его поддержки в Монтевисте, я мог пойти работать с Перлбергом, расследуя убийство Мартеля. Но по некоей важной причине я хотел, чтобы он мне позвонил и нанял меня. Я подумал в своих ночных одиноких размышлениях, что приобрел воображаемого сына — бедного толстого сына, который проедал свои печали вместо того, чтобы пропивать их, как все нормальные люди.
Солнце пробивалось сквозь утренний туман и высушило тротуары. Моя депрессия постепенно проходила. Я перелистал свою почту, ожидая найти какое-нибудь предвестие.
Любопытный конверт из Испании с портретом генерала Франко на марке был адресован сеньору Лью Арчеру. Вложенное внутрь письмо гласило: Сердечный вам привет: это послание из далекой Испании для того, чтобы привлечь ваше внимание к нашему новому выпуску мебели с исключительно испанским орнаментом и характером, как, например, изображением корриды или танцев фламенко. Приезжайте и посмотрите в одном из любых наших магазинов в Лос-Анджелесе.
Мне понравилась папка для почты, которую прислала Торговая палата из Лас-Вегаса. Среди имеющихся развлечений упоминалось о плавании, гольфе, теннисе, кеглях, водных лыжах, походах в церковь и на концерты. Но ни слова не говорилось об азартных играх.
Собственно, это и было предвестие. Пока я с улыбкой рассматривал папку, позвонил капитан Перлберг. — Вы заняты, Арчер?
— Не очень. Мой клиент потерял ко мне интерес.
— Очень плохо, — сказал он бодрым голосом, — вы могли бы нам обоим сослужить службу. Не хотели бы вы побеседовать со старушкой Мартеля?
— Его матерью?
— Это я и говорю. Она прилетела из Панамы сегодня утром и устроила плач над телом своего сына. Вы знаете больше о подоплеке всего дела, чем я, и мне пришло в голову, что если бы захотели поговорить об этом с ней, вы могли бы способствовать заглушению международного инцидента.
— Где она сейчас?
— Она сняла двойной люкс в отеле «Беверли-Хиллз». В данный момент она спит, но она ждет вас после обеда, скажем в четверть второго. Она для вас будет хорошим клиентом.
— Кто мне заплатит?
— Она заплатит. Она перегружена деньгами.
— Я думал, что она из голодной губернии.
— Вы ошиблись, — сказал Перлберг. — Генеральный консул сказал мне, что она замужем за вице-президентом банка в городе Панаме.
— Как ее зовут?
— Розалес, Рикардо Розалес.
Это было имя вице-президента того банка «Новая Гранада», который написал письмо Мариэтте с сообщением, что денег больше не будет.
— Буду рад нанести визит миссис Розалес.
Я позвонил профессору Аллану Бошу в Государственный колледж в Лос-Анджелесе. Бош сказал, что будет рад пообедать со мной и рассказать все, что знает, о Педро Доминго, но у него опять проблема времени.
— Я могу подъехать в колледж, профессор. У вас там есть ресторан?
— У нас три таких заведения, — сказал он. — Кафетерий, Инферно и «Вершина севера».
— Инферно звучит интересно.
— Менее интересно на деле, чем звучит. В действительности, это просто автомат. Давайте встретимся в «Вершине севера». Это на крыше нашего северного здания.
Колледж расположен на восточной границе города. Я выбрал Голливудскую магистраль до Сан-Бернандино и оттуда доехал до поворота на Восточную авеню. Территория колледжа представляла собой искромсанный холм, застроенный зданиями. Места для паковки было мало. Так что я запарковался на служебном месте и поднялся на лифте на шестой этаж, где находилась «Вершина севера».