Черные дни в Авиньоне
Шрифт:
Оно клубилось, плавало слоями, как дым — белое свечение, идущее словно бы ниоткуда. Солнечные лучи, льющиеся в большие окна, безнадежно тонули в нем. На полу, на стенах с неразличимыми прямоугольниками картин, на простой, без изысков, мебели — повсюду саваном лежала мертвая белизна.
— Люблю, когда чисто, — прокомментировала Чума, правильно истолковав молчание гостей.
— Дорогая, ты здесь? — крикнула она вглубь дома.
Рваная тень явилась прежде своей обладательницы. Все в том же охряно-коричневом, Проказа вошла с миской, полной свежей моркови, нарезанной соломкой. Чума подхватила ломтик, громко
— Тоже всадники?
— Нет, это так, пехота, — Чума сдернула с волос резинку, тряхнула густой гривой.
— Я бы сказал, авиация. Если рассматривать с точки зрения основного принципа…
Чума взмахнула кистью руки, точно отгоняя муху. Кроули не договорил — что-то дернуло воротник пиджака у основания шеи, швырнуло к стене, и над левым виском задрожало белое оперение стрелы.
— В этом доме шутить могут только двое, и это не вы. Я уже дважды предупредила тебя, демон. Следующая стрела застрянет у тебя в глотке. Убить не убьет, но веселья поубавит. Ты хорошо меня понял?
— Да, госпожа Пестиленция, — выдавил демон. Стрела с тихим свистом распалась в белую пыль. Он машинально стряхнул ее.
— Вот так ко мне и обращайся. Ангел, это и тебя касается.
Азирафель молча поклонился.
— Так кто же они такие, любовь моя? — Лепра также занялась морковкой. Обе дамы уселись на широкий диван. Гости остались стоять.
— Это те, кто не дал нашим развернуться в прошлом году. Садитесь, хватит торчать, — Чума указала на два кресла. Их и диван разделял приземистый столик.
— В самом деле? Я думала, они повнушительнее будут, — Проказа с ногами устроилась на диване. Черные клочья тени кляксами испятнали обивку вокруг нее. Чума незаметно сменила наряд и по примеру подруги облачилась в хитон — белый с золотом.
Азирафель про себя порадовался, что в его магазине относительно немного белых предметов. От Кроули несло жаром сдерживаемой ярости; ангел понимал, какого труда ему стоит выглядеть невозмутимым, и решил взять ситуацию в свои руки.
— Госпожа Пестиленция, госпожа Лепра, вы совершенно правы: мы действительно не дали состояться Последней битве, будучи при этом рядовыми представителями Рая и Ада соответственно… — начал он. Чума и Проказа молча хрустели морковью. Прозрачно-голубые и темно-карие глаза смотрели на него с одинаковой холодной насмешкой. — Поверьте, мы уже понесли наказание. Нам крайне неловко отнимать у вас время…
Женщины расхохотались. Они смеялись громко, уверенно, со вкусом, и от их смеха Азирафелю страшно захотелось на улицу, под теплое солнце, к живым людям и зеленой траве. Позже Кроули признался в схожем желании.
— Ангел, хорошо пошутил, можешь продолжать в том же духе, — все еще усмехаясь, разрешила Чума.
— Позвольте перейти к делу, сударыни. Мы с дру… с коллегой явились каждый от своего ведомства с указанием осведомиться, причастны ли вы к эпидемии, разразившейся на Востоке. Если да, нам поручено выразить официальное восхищение масштабами и результатами.
Кроули, до этого сидевший прямо и неподвижно, чуть повернул голову в сторону Азирафеля: «Ангел лжет? Ушам не верю!»
Азирафель солидно кашлянул: «Ради дела, прошу заметить. Исключительно ради дела».
— М-да, какие масштабы, такие и посланцы, — буркнула Чума. —
— Казалось бы, должны понимать, что такое настоящая эпидемия, — подхватила Лепра. — Ты помнишь, дорогая?
— О, да, — Чума мечтательно улыбнулась. — Упоительный миг начала… Первый взгляд, первая стрела…
— Покажи им. Явись в силе и славе, первый всадник.
Чума провела пальцами по вискам, что-то покатала в ладонях и выпустила в воздух сероватый клочок тумана. Дунула — он отлетел за спины гостей и тотчас же оттуда повеяло сухим зноем.
— Посмотрите назад.
Задние ножки кресел утопали в мелком рыжем песке. Горячий ветер гонял его по плоскогорью, свистел в останцах, похожих на застывших исполинов, ерошил клочковатую сухую траву в трещинах скал. Солнце стояло в зените, — золотой кругляш, застрявший в бледно-голубом небе.
Венец на голове всадницы, сидящей на белом коне, сиял ярче солнца, а глаза были, как небо — светлые и безмятежные. Конь фыркнул, тряхнул длинной гривой, шелковистой даже на вид.
Моргая от песчинок, попавших в глаза, Азирафель сделал несколько шагов по растрескавшейся от жара глинистой земле. Кроули морщился, шипел, держа ладонь козырьком надо лбом: несмотря на очки свет был для него слишком ярок.
— Как она это сделала? — проворчал он. — Вот так просто взяла и бросила нас в свое воспоминание?
— Скорее, бросила воспоминанием в нас, — ангел тоже скривился: вездесущий песок скрипел на зубах.
Кресла, диван, стены дома сделались зыбкими, словно мираж, и даже Лепра отсюда казалась призраком.
У золоченого седла качнулся колчан, полный стрел. Всадница вытянула одну, наложила на тетиву длинного лука.
— Пустыня Шамо [2] , — казалось, заговорил сам суховей, раздувающий белый плащ лучницы. — Здесь начиналось все.
Стрела взвилась в воздух. За ней последовала вторая, третья — Чума стреляла, не переставая. Падая, стрелы темнели, разбухали, обзаводились лапами и вот это уже не хищные оперенные тростинки, а матерые крысы — бегут по бесплодной земле, ныряют в гущу колючего кустарника, скрываются в оврагах, прячутся под камни. Черный ковер распался на нити: часть маленькими быстрыми клубками унеслась вдаль, остальные вплелись в рыжее, серое, бурое и пропали, сделавшись частью великой пустыни.
2
Древнее название пустыни Гоби.
Стрелы закончились, но Чума не спешила уезжать. С вершины плоского холма, на котором стоял ее конь, она оглядывала окрестности, удовлетворенно, по-хозяйски, улыбаясь.
На горизонте показалась темная точка. Она постепенно росла — очень медленно, но Чума никуда не торопилась. Из точки вырос караван и на закате добрался до холма — длинная череда степенных верблюдов, отощавшие лошади, ослы, люди. Много людей. Они шли издалека, впереди лежал долгий путь, и всем был нужен отдых и свежая вода. Под холмом, из расселины между каменными плитами, выбивался родничок, питая хилое деревце и полянку зеленой травы — настоящий земной рай для изнывающих от жажды путников.