Черные дни в Авиньоне
Шрифт:
— Но это точка зрения исключительно иудеев… — осторожно вставил францисканец.
— Думаю, вам вряд ли бы понравилось, если кто-то незнакомый вдруг решит устанавливать свои порядки в вашем монастыре, — неожиданно поддержал демона ангел. И добавил, отвечая на немой вопрос в его глазах: — Просто я пытаюсь объяснить, как это было воспринято в то время. Ну и еще раз показать, что он далеко не был таким томным и благостным, как его изображают. Благостные обычно живут долго…
— Я был прав, — тихо проговорил Вильгельм с выражением абсолютного счастья на лице. — И если мне суждено попасть в
— Книгожор? — удивился Кроули, — Какой необычный грешник…
— Оставим его, позже расскажу, если пожелаете, — Вильгельм протянул кружку Азирафелю:
— Налейте еще, будьте добры. Я слегка захмелел, но язык, как видите, еще слушается меня. И теперь расскажите о всадниках Апокалипсиса.
— Ад, конечно, следует за ними, — ответил Кроули, — Но он не порождал их. Мы когда упали… вернее, пали… словом, только-только огляделись, тут хлоп — скачут. Все четверо. Откуда, куда? Спрашиваем — молчат. А Война еще и мечом замахивается. А он у нее острый, и это чертовски неприятно, будь ты хоть сто раз бессмертным.
— И наверху они тоже побывали, — подхватил Азирафель. — Обычно у нас о появлении каждого творения Господа сообщают во всеуслышание, в золотые трубы трубят и так далее. С этими же — тишина. Проскакали и всё. Только с того коня, что блед, какая-то труха просыпалась.
— И ныне Чума разгуливает по Авиньону, и никто из вас не в силах ей помешать…
Демон и ангел кивнули почти одновременно и одинаково виновато.
— Ангел послан для наставления папы Климента на путь добродетели, — продолжал Вильгельм, говоря точно сам с собой. — Демон направлен для противоположной цели. Таким образом вы уравновешиваете друг друга. Правильно?
— Ну да, — оживился Кроули, — а еще не следует забывать о такой непредсказуемой штуке как свобода воли. Если есть что-то в чем вы, смертные, сильнее нас, то это она.
— Бессмертные и бессильные, — старик, казалось, полностью погрузился в свои размышления. — Бессильные мира сего… — добавил он с грустью.
Никто из двоих ему не возразил. Азирафель вздохнул. Кроули собрался было вылить остатки вина в свою кружку, но передумал и отодвинул бурдюк подальше от себя. Все замолчали.
Наконец, Вильгельм вздрогнул, словно очнувшись, и встал. Ангел и демон тоже поднялись со своих мест. Отчего-то каждый решил, что так будет правильно.
— Годы берут свое, от вина клонит в сон все сильнее… Не хотелось бы уснуть прямо за столом, словно кабацкий пропойца. Ах, сколько у меня еще вопросов к вам! Но немощная плоть требует отдыха… к тому же снова знобит… Доброй ночи, мои чудесные собеседники! — уже подойдя к двери, он обернулся: — С вами, Азирафель, мы завтра, конечно же, увидимся… Господин Кроули, несмотря ни на что, очень рад нашему знакомству. И должен извиниться перед вами: я был не прав, когда назвал вас падшим.
— Как это? Ведь я же… — растерялся Кроули.
— Да. И тем не менее, — улыбнулся Вильгельм и вышел.
— Ты можешь объяснить, что он имел в виду? — Кроули уселся на прежнее место и все-таки налил себе вина.
— То, что ты в одно и то же время и падший, и нет, — Азирафель
Демон хмыкнул и закусил соленым миндалем.
— Так вот почему оно такое сладкое! Хорошо, что оно на меня не действует… во всяком случае, моим планам на сегодняшнюю ночь четыре кружки ангельского пойла не помешают.
— Планы? — насторожился Азирафель.
— Фома, — ответил Кроули. Так шелестит клинок, покидая ножны.
— Он искренне верит, — без особого пыла возразил ангел.
— Вот это я и проверю, — демон поднялся. — Выносить меня не надо, сам перенесусь.
Он привел в порядок роскошный наряд, заставил золото и драгоценные камни ярко сиять, подобрал с пола все страницы некромантской рукописи, и, присев с поджатыми ногами на скамью, сказал, прежде чем исчезнуть:
— Хорошо, что ты остаешься тут, с ним. И если что… я могу приглядеть, чтобы его у нас не слишком… Ну, ты понял.
— Спасибо, — тихо ответил ангел.
В ту ночь один из братьев-доминиканцев, выбежавших во двор по нужде, увидел, что на земле разбросаны какие-то листы, похожие на пергамент, а окно в келье брата Фомы озарено багровым светом. В положенный час Фома не явился в церковь, и за ним послали. Посланный скоро вернулся, страшно испуганный, и доложил, что вместо собрата в келье объявился чудовищный змий, изрыгающий пламя. Когда вся братия во главе с настоятелем прибежала к келье, они обнаружили лишь одного Фому. Неведомым образом поседевший за одну ночь, он лежал мертвым на полу, с застывшей гримасой непереносимого ужаса на лице.
К утру у Вильгельма начался жар. Крысиные тени беззвучно сновали по углам, за окном в предрассветной мгле мелькнуло что-то белое… Азирафель, всю ночь просидевший у скромного монашеского ложа, увидел в его изголовье высокую фигуру в черном плаще. Ангел похолодел.
— Так скоро? Я хочу сказать, обычно болезнь длится три-четыре дня…
— ОН СТАР. ЕГО ВРЕМЯ ВЫШЛО.
Рядом с фигурой в воздухе повисли песочные часы. Верхняя воронка была почти пуста, бледно-голубой светящийся песок тоненькой струйкой сыпался вниз.
— Но, мне кажется… там есть еще хотя бы сутки, — Азирафель подошел к владельцу черного плаща, хотя обычно старался держаться от него подальше. Не то, чтобы опасался, но когда ты есть воплощенная жизнь, её противоположность не вызывает симпатии.
— В конце концов, я имею право вмешаться…
— ДА. НО ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ РАВНОВЕСНО. ЧЬЮ ЖИЗНЬ ТЫ ОТДАЕШЬ ВЗАМЕН?
Ангел опустил голову и молча отступил.
Вильгельм Баскервильский сел на соломенном тюфяке, брошенном прямо на широкую кирпичную полку, служившую в келье кроватью. Голова не болела, озноб прошел и вообще во всем теле чувствовался непривычный подъем, немного пугающий, но, в целом, приятный. Похоже, до Хвалитн еще оставалось много времени, и Вильгельм решил, что будет правильно посвятить его ученым занятиям: надо продолжить работу над восстановлением книги Аристотеля.