Черные флаги
Шрифт:
Бельмон удивленно покачал головой. Этот двадцатилетний юноша предвидел все заранее! Оказался не только блестящим моряком, но и способным тактиком. Сумел перехитрить капитанов двух фрегатов, а теперь сам больше угрожал двум другим, чем они ему.
“ — Если ему удастся, — подумал шевалье де Бельмон, — это будет самая блестящая ретирада, которую я видел в жизни.”
Тут он почувствовал, что “Зефир” чуть изменил курс. Темная, выщербленная береговая черта стала отклоняться влево, а косо торчавший бушприт описал широкую дугу по горизонту. Почти одновременно две тяжелые португальские каравеллы вышли из бухты в
— Огонь! — закричал Мартен. — Огонь!
И левый борт изверг огонь и дым.“Зефир” отшатнулся вправо, как от могучей оплеухи, закачался, и гром ударил в тишину, которая рухнула со стократным эхом. Ветер носил тучи дыма вокруг мачт, так что корабль на какое-то время просто исчез с глаз преследователей. Их пушки молчали; слышны были только удаляющиеся возгласы растерянных голосов и сигналы тревоги.
— Флаг поднять, Ричард! — крикнул Мартен. — Живо! Пусть знают, с кем имели дело!
Матросы кинулись к грот-мачте и Бельмон увидел, как длинный треугольник черного флага с золотой куницей посредине вздымается вверх и трепещет на ветру.
Повернулся к заливу. Сквозь клочья дыма, все ещё скрывавшие перспективу, разглядел разодранные паруса, сломанные реи, порванные штаги и ванты каравеллы, которую течением сносило прямо под нос второго корабля.
Десятки вспышек сверкнули вдоль её корпуса. Прогремел залп и целая стая ядер провыла над кормой “Зефира”.
— Мазилы чертовы! — насмешливо крикнул кто-то из матросов.
Еще кто-то рассмеялся, и тут же град оскорблений посыпался на португальских пушкарей. Обзывали их свинопасами и недоучками, канальями и засранцами, не щадя и более жестких эпитетов по адресу их самих и их предков.
Тем временем Мартен вновь повернул на юг, и сразу после этого-на юго-запад, в самое время, чтобы избежать очередного залпа, поднявшего высокие фонтаны воды в ста ярдах от борта “Зефира”. Это был, кстати, последний залп, которого стоило опасаться. Беспорядочная стрельба, которая за этим последовала, вызвала только громкий смех команды. Ядра не долетали, вся португальская флотилия, разбросанная по морю, оставалась все дальше позади, а “Зефир” летел по волнам под ликующие крики.
Когда на палубе появился Томаш Поцеха, Мартен первый схватил его в объятия и расцеловал в обе щеки. Того хлопали по плечам, трясли за руки, тормошили со всех сторон и превозносили до небес.
Бельмон наблюдал за всем этим с усмешкой, но в конце концов сам тоже пожал узловатую ладонь главного боцмана, который слова сказать не мог от возбуждения.
Ян сиял от удовольствия. Его многочасовая молчаливая сдержанность разрядилась теперь необычным многословием.
— Вот что я называю настоящей жизнью, — повторял он, хвалясь перед Бельмоном каждой деталью удачного приключения. — Мы показали этим крысам, на что способны! Будут меня помнить! Скажи сам, разве это игра не лучше, чем монте? Ты выиграл у меня немного золота, которое и так утекло бы у меня между пальцев, я же выиграл славу!
— Об одном только жалею, — это уже позднее, когда они вдвоем сидели за завтраком. — Жаль, что эта португальская кукла и её почтенный отец не видели, как расправились мы с их семью кораблями,
— Ну уж это они точно видели, — возразил Бельмон. — Убежден, что любовались всем со скал да Рока; с того места, где развели огонь. Ручаюсь, что не сделали ни шагу дальше.
— Ты прав! — воскликнул Мартен. — Должны были видеть! О, друг мой, полагаю, что стоит выпить ещё по бокалу вина по этому случаю.
Шевалье де Бельмон думал точно также.
Глава VII
Встреча “Зефира” с “Ибексом” и “Кастро верде” должна была по уговору между Мартеном и Уайтом произойти к северу от Азорских островов, на расстоянии нескольких миль от восточного побережья острова Санта Мария. Однако уже на следующее утро матрос, дежуривший на марсе фок-мачты заметил оба корабля, лавировавшие против ветра, а часом позже “Зефир” их нагнал.
Пришлось взять на гитовы часть парусов, чтобы хоть немного приспособиться к скорости призового судна, после чего опять началась монотонная лавировка-то левым, то правым галсом-курсом на Англию.
Шевалье де Бельмон ещё раз попытался склонить Мартена к игре в монте, но Ян решительно отказался.
— Мы играли на твой пистолет, — сказал он. — Я его выиграл и не хочу рисковать его утратить. Ты тоже выиграл у меня все, что только мог. На что же ещё нам играть?
— Хотя бы на часть моего выигрыша, — возразил Бельмон. — Ведь можно подумать, что я тебя просто ограбил.
Мартен легкомысленно махнул рукой.
— Не преувеличивай. Мне остался “Зефир”. Пока я им командую, больше мне ничего не надо. Сам видел, в боях мне везет куда больше, чем в карты. Отыграюсь на испанцах, а не на тебе.
Бельмон почувствовал себя задетым таким ответом.
— Ты же не думаешь, что я выиграл в карты “Аррандору” и все то золото, что вместе с ней пошло на дно? — спросил он.
Мартен покоился на него.
— Я не хотел тебя обидеть! — воскликнул он. — Хотел только сказать, что предпочел бы вместе с тобой захватывать испанские суда, чем играть в монте.
Шевалье де Бельмон, казалось, взвешивал его слова.
— Крупнейшие сокровища Испании далековато отсюда, — задумчиво протянул он. — Там, откуда вернулся Френсис Дрейк. Если на это отважиться…
— Нет такого, на что бы я не отважился! — прервал его Мартен. — Говори!
И Бельмон заговорил, и по мере того, как он разворачивал перед Мартеном картину великой экспедиции, сам постепенно распалялся.
Он рассказывал о несчитанных богатствах Новой Кастилии и Новой Испании, о золотых и серебряных приисках в Потоси, Закатекас и Вета мадре, о неисчислимых стадах скота, пасущегося на равнинах и в предгорьях, о садах и виноградниках, дающих вкуснейшие плоды, о жирных землях, на которых дважды в год убирают пшеницу и рожь, сахарный тростник и хлопок. Описывал цветущие острова и города, роскошью которых наслаждался: Дезирада, Доминика, Гваделупа, Пуэрто-Рико, Гаити, Куба и Ямайка… Изабелла, Санто-Доминго и Сан-Антонио; Вера Крус и Тлаксали, Тумбез, Сан Мигель и Лима. И прежде всего Мехико с его дворцами и соборами, где алтари и подсвечники литого серебра и кованые решетки перед алтарями из серебра и золота.