Черные флаги
Шрифт:
Все эти заказы и задания окончательно убедили Шульца, что Ян оказался во власти какого-то демона.
“ — Если так дальше пойдет, — думал Генрих, — этот безумец и вправду готов будет стать индейским кациком. Будет жить тут среди дикарей и сам в конце концов одичает. Может ещё раньше, чем испанцы его повесят. Растратит всю добычу. Погубит и себя, и меня.”
А про себя прикидывал, стоит ли сюда возвращаться. Мог бы обратить в деньги и свою долю, и долю Мартена в добыче и уехать с этими деньгами — хотя бы в Гданьск. Сбылись бы давние его мечты стать состоятельным купцом, почтенным обывателем. Женился
Да, только давние мечты бледнели при виде богатейших трофеев. Чем быстрее росли богатства, добытые корсарским ремеслом, тем больше Генрих жаждал их, тем более роскошные перспективы вставали пред его глазами. Зачем ему останавливаться на положении состоятельного обывателя и, начав с этого, лет десять — двадцать добиваться места в сенате, если за два-три года он мог удвоить и даже утроить свое состояние? Мартену улыбалось счастье; захоти он, удалось бы взять не только Сьюдад Руэда, но и склады серебра в Панаме, а может быть даже и запасы золота и сказочные сокровища Новой Кастилии.
“ — К тому же, — думал Шульц, — присвой я себе его долю, кто знает, где потом он меня настигнет? Даже в Гданьске! Он непредсказуем и страшен в гневе. Всю жизнь дрожать?”
Из столь противоречивых мыслей и соблазнов вытекал один вывод: нужно было склонить Мартена оставить фантастические планы насчет Амахи. Вырвать его отсюда, хотя бы против воли; вырыть пропасть между ним и Квиче, и теми дикарями, над которыми он так жаждал властвовать; вырвать его из-под власти чар, которыми опутала его Иника.
“ — Но как добиться этого? — раздумывал Генрих. — Где найти голос, которого послушается Мартен? Где сила, которая заставит его покинуть Амаху?” Сила? Такая сила существовала. Не просто сила-мощь!
Мартен не смог бы с ней тягаться. Могла смести его, раздавить вместе с Пристанью беглецов, с Квиче-Мудрецом и его царством, с шанцами и орудиями, которые собирались её остановить.
Пока он от неё уклонялся. Куснул то тут, то там, где находил слабейшие места, играл с опасностью, но избегал ударов, на которые она была способна. Его хранила тайна узких извилистых проходов среди илистых отмелей лагуны и капризное, изменчивое русло реки, где он укрывался. Но узнай Бласко де Рамирес о существовании Нагуа и найди он проводника…
В первую минуту Генрих сам ужаснулся этой мысли. Ведь в этом случае “Зефир” был бы сожжен или потоплен, и Мартен лишился бы жизни!
“ — Вот если бы, — тут же подумал он, — не было его в Амахе…”
— Его не будет! — тут же воскликнул он вслух. — Не будет несколько недель!
И облизал кончиком языка пересохшие губы.
“ — Я должен рискнуть, — продолжал он свою мысль. — Нужно все устроить так, чтобы его тут не застали. Для него это будет ударом, но нет другого выхода. Должно получиться. Провидение спасет его для меня. Но если Господь решит иначе — на то его воля. Во всяком случае, тогда я получу долю этого несчастного. И закажу мессу за упокой его грешной души. Закажу две мессы в Англии и ещё несколько в Гданьске. Нужно рискнуть…”
Незадолго до того, как покинуть Амаху, Шульц тайно нанес визит теще владыки, старой Матлоке, после чего вместе с ней встретился с Уатолоком на
Место это было труднодоступно из-за сильного течения, шедшего на юг от дельты Рио Гранде дель Норте, и потому посещалось очень редко. Рыбацким лодкам приходилось заплывать слишком далеко от берегов, чтобы обойти течение, зато когда какой-нибудь смельчак изловчался туда добраться, он возвращался уже по течению, везя богатую добычу. Случалось, правда, не вернуться вовсе: капитаны испанских рыболовных судов из Матаморес считали лов лососей в тех водах своей монополией; индейцев, пойманных с поличным, хватали и включали в собственные экипажи. Но это было неизбежным риском.
В самый полдень, когда нагруженные добытыми за три года трофеями корабли спустились вниз по Амахе и поочередно миновали торчащие из воды обломки мачт засевшего когда-то на мели испанского судна, к борту “Санта Вероники” подошла дощатая лодка, наверняка когда-то принадлежавшая этому бедняге. Шульц приказал взять её на короткий буксир, а рыбакам позволил подняться на палубу. Они должны были покинуть борт судна только ночью, на широте северной банки Сьерра Мадре, где им предстояло брать курс на восток.
“Санта Вероника” вышла из бухты последней.“Ибекс” и “Торо” уже поймали ветер, когда Генрих дал приказ привести к ветру реи и ставить паруса. Ряды матросов сломались, они облепили мачты, с обезьяньей ловкостью взбирались по вантам, повисли в вышине на качающемся рангоуте, развернули огромные полотнища, скатились вниз и стали вытравлять шкоты. Паруса хлопали, вздувались, полнились ветром. Судно лавировало, идя против дневного бриза, дувшего с моря.
Покрикивали боцманы, хотя команда работала в охотку, наперегонки, шуточками подначивая друг друга. Закончив работу, разошлись по палубе, явно в хорошем настроении от ощущения, что наконец-то возвращаются в Европу. Никто даже не смотрел в сторону берега. Пристань беглецов они покидали без сожалений.
Только Генрих не сводил взгляда с удалявшихся мангровых зарослей и цепочки черных скалистых островков. На прямой за теми двумя, из которых один походил на двугорбого верблюда, а другой на шлем, украшенный пером, над берегом лагуны укрывались шанцы, отсыпанные Броером Ворстом, плотником с “Зефира”, и вооруженные орудиями Мартена.
“ — Отсюда можно уничтожить их огнем тяжелых пушек, — подумал Шульц. — Не нужно даже входить в бухту, если знать, куда целиться. Если их подавить, река будет открыта, и тогда…”
Он резко обернулся, заметив странную тень на досках палубы. Это была тень Педро Альваро, стоявшего за ним.
— Святой отец, вы ходите бесшумно, как кот, — заметил Генрих.
— Да, у меня легкая походка, — согласился иезуит. — Это те самые островки, что указывают дорогу? — спросил он, понижая голос.
— Да, — кивнул Шульц, — но это не все…Обратите внимание: если с того места, где мы сейчас находимся, навести пушку прямо между ними и рассчитать угол возвышения так, чтобы ядро упало в лес на триста ярдов от берега, оно угодит в самую середину укреплений.