Черные комиссары
Шрифт:
Возрождая в памяти подробности этих поездок, капитан в то же время вспомнил, что забыл о бдительности. Он несколько раз внимательно осмотрелся, специально пройдясь мимо пустующего, припаркованного возле какого-то заведения служебного автомобиля. Увы, никого, кто способен был бы посочувствовать ему по поводу несостоявшегося свидания, в окрестностях спортивного зала не наблюдалось.
Ну, а что касается тех давних молдавских вояжей… Гродову, действительно, попадалось несколько девушек, внешностью своей напоминавших Валерию. При встрече с одной из них Гродов даже почувствовал, что готов отречься от курсантского обета безбрачия,
При первой же встрече с Валерией, на которую ему теперь посчастливится, капитан решил поинтересоваться, не из тех ли она полумолдавских кровей, на которые так и не повезло его брату. Да, не повезло. В конечном итоге Михаил умудрился взять в жены салонно ленивую, совершенно не приспособленную к крестьянскому труду польку, случайно прибившуюся в столичную Балту и запойно загулявшую чуть ли не через неделю после свадьбы. Притом что была она на редкость некрасивой, не чета Валерии.
Правда, в Питере, насколько Дмитрий понял, в моде все еще оставался другой тип «красоты», согласно которой женщина должна представать худощавой, безгрудой, болезненно бледнолицей; при щедро напудренных щеках и столь же вызывающе накрашенных губках, а еще – при жеманной походке и высоких, по-цыплячьи заостренных плечиках.
Особенно резко этот «девичий фасон» бросался в облике заводских – в недалеком прошлом почти сплошь деревенских – работниц. В желании как можно больше походить на коренных ленинградок, эти женщины пытались вытравливать из своего внешнего вида и поведения все, что способно было указывать на их вчерашнее положение и вчерашние представления о женском поведении и красоте.
На первый взгляд, предыдущие встречи с Валерией могли показаться случайными. Вот только верить в случайность трех встреч подряд Гродов отказывался. Если же это все-таки случайность, говорил он себе, то какая-то слишком уж предначертанная, почти роковая. И жалел, что единственной его ценной добычей в ходе этих встреч стало имя девушки, знание которого само по себе никаких шансов Дмитрию не давало.
«Значит, долго в обороне засиживаемся, – вспомнились Дмитрию слова берегового полковника Горлова, молвленные с высоты иного житейского опыта. – Тактические просчеты сказываются, командир». Наверное, полковник прав, но только в принципе, если не учитывать при этом, как мало отведено было ему, Дмитрию, времени; а также упрямство и замкнутость женщины, и прочие жестокие реалии.
А еще Гродов тут же вспомнил о фотографии Валерии, выложенной перед ним подполковником Бекетовым. Вот он, спасительный ход поиска! Правда, было видно, что снимок сделан прямо на улице, шпионским методом, однако не может быть, чтобы старый контрразведчик не заинтересовался этой женщиной более основательно. Возможно, как раз сейчас кто-то из его подчиненных углубленно выясняет, кто она такая и что там скрывается за графами ее «личного дела».
Капитану неприятно было осознавать, что своим появлением в жизни Валерии он привлек к ней внимание контрразведки и вообще, «органов», поскольку знал, чем это может обернуться для нее. Но понимал и то, что изменить уже ничего нельзя. У него еще оставалось в запасе две недели, чтобы самому попытаться обнаружить следы этой незнакомки или, в крайнем случае, обратиться за сугубо мужской помощью к Бекетову. Причем прибегнуть к этому,
При этой мысли Гродов еще раз внимательно осмотрелся, пытаясь выяснить, следит ли сейчас за ним кто-нибудь из людей Бекетова. Вроде бы никого из праздно любопытствующих в зоне видимости не наблюдалось, тем не менее капитан приказал себе: «С этого дня начинай чувствовать себя контрразведчиком. Учись все видеть, запоминать, постоянно оставаться настороже».
Увы, это пока что было все, о чем он способен был напомнить себе из контрразведывательного арсенала, но все же… Главное – почувствовать, что отныне ты должен вести иной способ жизни, да и саму жизнь свою выстраивать по-иному, особому, способу мышления. Именно так, особому способу мышления.
Вернувшись с попутным автобусом к «матросскому форту», Гродов немного пообщался с праздношатающимися однокурсниками, а затем, испросив разрешения у дежурного, взял шлюпку и отправился на эсминец «Штормовой».
Остаток дня он провел в окружении пятнадцати моряков во главе с лейтенантом Охотовым, составлявших теперь команду этого списанного из разряда строевых учебного корабля. Капитан давно вынашивал мысль побывать на каком-нибудь военном судне, чтобы спокойно, обстоятельно изучить его орудийную оснастку и само строение. Да, в свое время их курсантская группа трижды побывала на стоявших в севастопольской военной гавани судах, но всякий раз эти походы превращались в групповые экскурсии.
– Что, товарищ капитан, все-таки душа «береговика» всегда тянется к морю? – озорно поинтересовался командир «Штормового» – худой, болезненного вида офицер, явно засидевшийся в лейтенантах.
– К кораблям. Так будет точнее.
– Любовь к морю всегда приходит через любовь к кораблям, по-иному не бывает. – Они стояли у башни, орудие которой было зачехлено, и смотрели в серый просвет между двумя скалами, венчающими уходящую далеко в море косу.
– На ваш борт, лейтенант, меня привела не любовь к кораблям.
– Странное заявление. Что же тогда? Убиение тоски в поисках романтики?
– Насколько я понимаю, вы – кадровый морской командир.
– Самый что ни на есть. Начинал с юнги, до первого офицерского звания, младшего лейтенанта, дошел без училища, исключительно по службе.
– Так вот, дело в том, что всякого моряка с первых шагов обучают тому, как при любых штормах и обстрелах удержать военный корабль на плаву, а меня, офицера береговой обороны, с первых дней учебы и службы обучали тому, как быстро и беспощадно пускать ваши военные корабли на дно. За этим – иное восприятие корабля, иная психология. Даже вступая в поединок с вражескими кораблями, вы все равно заботитесь о том, как бы спасти свой. Словом, разницы не улавливаете, лейтенант?
Достаточно было Гродову взглянуть на выражение лица командира эсминца, чтобы понять, что до сих пор над подобными тонкостями психологической подготовки лейтенант не задумывался. Воспользовавшись его замешательством, Дмитрий потребовал:
– А теперь покажите мне все вооружение, все нутро своего корабля. Каждый отсек, каждую огневую точку желаю увидеть, оценить, собственными руками пощупать.
– Вообще-то, по командирскому праву, таких «топильщиков», как вы, с корабля следовало бы гнать, – проворчал Охотов, – чтобы не гневили Посейдона и прочих покровителей моряков.