Черные крылья
Шрифт:
А нынче руки мои болтаются у пояса, и нет у них той прежней силы, достаточной, чтобы бороться с волнами. Когда стареешь, только опытом и можешь еще перехитрить младших, а во всем остальном, кажется, приходится обнулять расчеты.
Месяц на ущербе постепенно тонет на западной стороне небольшой бухты, его сияние высвечивает морскую гладь, по которой, точка за точкой, движется почти сотня легких лодок, неторопливо покачиваясь в ритме океана, словно уснувшие на волнах черные чайки. Долгое время не было слышно ни звука рыбы, бросающейся в сеть. Сейчас мое сердце подобно луне, постепенно погружающейся в отчаяние. Когда я думаю о том, что этот последний лов не принесет ни одной рыбы, неизбежная печаль рождается и наполняет все мое существо.
Катван! Катван! Кван Ко.
– Рыбки! Рыбки! – повторяю я себе под нос.
Макарала
Спешите в родные края, ведь мы каждый год неизменно призываем вас!
Вот луна скрылась за облаками, я страшно разочарован и до крайности опечален, как будто боги бросили меня, старика. Я знаю, я самый старый человек в этой лодочной флотилии, но почему стаи рыб до сих пор не появились? Я молю об этом.
Два племянника рядом с лодкой, но не издают ни звука, кажется, как будто они исчезли. Наверняка они так же разочарованы, как и я. Чернильная лунная ночь – настоящее раздолье для неприкаянных духов. Я думаю, что эти злые духи смеются над нами, идиотами, сидящими в лодках и ждущих своего разочарования. Лунный свет наконец подчинился законам Вселенной, исчезнув в недосягаемом небе, и потому звезды теперь сияют особенно ярко.
В это время кто-то с лодок, отошедших подальше от берега, начал похлопывать веслами по воде, давая знак, что одна-две рыбешки ворвались в его сеть. Ну, думаю, меньше чем через время, нужное для двадцати-тридцати шагов, эти летучие рыбы, приводя в восторг рыбаков, покажутся в бухте.
По правде говоря, если смогу поймать больше сотни летучих рыб, то мне, старику, этого было бы более чем достаточно. А то как-то грустно, что ни полрыбешки нету. В конце концов, в старости становишься относительно слабым. Если в этом далеком плавании не будет никакого улова, интересно, смогу ли я набраться смелости и отправиться в следующий раз на остров Дзимагавуд, чтобы набрать полную лодку, а затем сушить весла и удалиться на покой? Возможно, воображаю я, и представляю, что будет хороший улов, что летучая рыба с черными крыльями сама запрыгнет в мою посудину. Вот это был бы самый прекрасный конец.
Рассказывать это долго, а на самом деле я был застигнут врасплох, услышав с ошеломляющей быстротой достигший моих ушей страшный грохот где-то рядом, позади меня – фью!.. бах!.. хлоп!.. хлоп! – это была стая крупных хищников, преследующих летучую рыбу, и спустя секунды, достаточные, чтобы сделать несколько шагов, воцарилось прежнее спокойствие. В это время души почти сотни воинов пробудились, и их пульс забился быстрее. Даже такого толстокожего бесстыжего старика, как я, прошиб холодный пот. И вдруг через время, достаточное для гребли по воде на расстояние каких-нибудь двух полей батата, такое началось! С дальней стороны бухты из-под воды одна за другой взлетают стаи рыбешек, взрывая всю поверхность моря, как будто обрушился сильный шторм. Летучих рыб видимо-невидимо, столько же, сколько песчинок на берегу, и в скользящем полете они напоминают потерянные души, повергающие в смятение отважных воинов. Сы!.. бум!.. сы!.. бум! – то одна, то другая стайка в беспорядочном полете пытается оторваться от преследователей, и звуки, похожие на удары волн о берег, захватывают спокойствие ночного неба. Похоже на тысячи случайных стрел, вонзающихся в лодку, причиняющих боль мышцам отважных воинов. Восклицания «Нга!», означающие боль, раздаются беспрерывно. Я тут же бросаюсь на дно лодки, крепко обхватив голову руками, и мою дряблую спину, казалось, плетьми терзают злые духи, причиняя страшную боль. Я терплю это, не смея произнести ни слова проклятия в их адрес. В конце концов, это рыбы, данные нам Небесными Богами. Тем более они спасаются бегством, пытаясь оторваться от крупных охотников. Вот дела, то нет и нет, а то все море заполнили. Спустя минуты, достаточные, чтобы съесть клубень таро, я, наконец, перевел дух и пришел в себя, как говорится, «небо прояснилось после дождя». Я касаюсь спины, в которую только что до боли врезалась летучая рыба, и медленно выпрямляю поясницу. Позвоночник звонко хрустнул, возвращаясь в исходное положение, отчего мне стало намного легче. А потом широко открытыми глазами гляжу в лодку: зрелище ну просто сказочное – в нее набилась почти сотня рыбешек. Я сделал еще один вдох, расслабил мышцы, потянул сеть, но она, казалось, зацепилась за рифы и ее нельзя вытащить. Ну а теперь что мне
После непродолжительной атаки «серебряных стрел, разящих без разбора», сердца отважных воинов наполнились радостью. Пусть рыбешки избежали гибели от зубов хищников, но они не смогли увернуться от сетей, которые расставили люди. В эти минуты они беспомощно трепыхаются в позе взмывающих в воздух летунов, оказавшись в сетях посреди поплавков, борются до тех пор, пока не выдохнутся. Хлоп!.. хлоп! – брызги серебристо-белой пены на темной морской глади, зрелище редкостное и захватывающее дух, настоящий серебряный мирок. Все усердно работают, чтобы вытащить улов из сетей. Когда ночь темна и дует сильный ветер, а все звуки мироздания стихают, люди не позволяют себе восторженного смеха, как будто переполняющая радость в груди гармонирует со спокойствием ночи, подавляя неуместные звуки. Видно только, как на смуглой коже то и дело появляются пятна от брызг, словно серебристо-белая чешуя. Когда деревянные лодки бросает на волнах то вверх, то вниз, из одной стороны в другую, они напоминают блуждающие огоньки душ, чье войско потерпело поражение, или белые глаза маленьких злых духов, явившихся на море.
На этот раз улов богатый – первая победная весть после Ритуала призыва рыбы. И теперь меня здорово беспокоит, что добычей завалена вся лодка, да еще и сеть собрана только наполовину, а в ней уже так много рыбы. Что же делать? Думаю. Обычно, если груз не такой тяжелый, борта лодки выступают над поверхностью воды где-то на Адва Ранган (сантиметров двадцать), а сейчас – на каких-то четыре пальца (четыре-пять сантиметров), того и гляди сравняются с уровнем воды, что равноценно затоплению. Гляжу на сеть, которая по-прежнему тянется в воде за лодкой. Летучие рыбы плотно заперты в сетях шириной всего три метра, но забитых доверху. Ну и дела, обалдеть, просто глазам своим не верю!
Маран, кван на ни Сьяман Дзьявехай
– Дядь, – зовет Сьяман Дзьявехай.
Иконго, Манга-нако, кван Ко.
– Чего, дитя? – отвечаю я
Канани матейка мамасбас дзира Катван?
– Всю ли рыбу достал из сетей?
Магза па о раракех.
– Старики все делают медленно.
Томангагом, мо маран.
– Дядь, не будь слишком жадным.
То галагал, манга-нако.
– Дитя, не говори глупостей, а то нарушишь табу.
Вообще-то грех жаловаться, я ужасно доволен тем, что поймал больше сотни рыб. Но кто же может ей препятствовать наловиться сверх меры? Сердца людские воистину непредсказуемы. Когда нету летучей рыбы, продолжаешь повторять «Катван, Катван»… (Слова молитвы: давай же, летучая рыбка, давай! приди скорее!) А когда ее столько, что девать некуда, то восклицаешь: умаялся! Люди, до чего же вы докучливый народ.
Маран, безбезран мо та яна мипанчи.
– Дядь, поторопись, прилив вот-вот спадет.
Ка, тенган манга-нако. Масози ко со чирэн.
– Знаю, дитя, – отвечаю я недобрым тоном.
Си Кака мом, кван Ко?
– А старший брат твой где? – спрашиваю я.
Иконго, мо маран, кван на ни Сьяман Пойопоян. – Что такое, дядь? – отвечает Сьяман Пойопоян.
Япамавадвад мо янан ам?
– Твое сиденье все еще велико (в твоей лодке место еще есть)?
Я-икаглав па мо маран.
– Есть еще, дядь.
Сидон па якен, манганак.
– Дитя, помоги-ка мне.
И вот Сьяман Пойопоян подгреб к моей сети и принялся доставать из нее летучую рыбу. В конце концов он молод, движения у него быстрые. Вскоре его лодка оказалась рядом с моей. Я вытянул шею и взглянул на его улов Рыбы оказалось так много, что Сьяман стоял, заваленный ею по пояс. На глазок, считай, хвостов шестьсот-семьсот.
Апья Ка до пика тангьян мо я?
– С тобой и лодкой все в порядке?
Чьята я рако о пика тангьян ко.
– Ничего, лодка у меня большая, выдержит.
Я наконец-то вздохнул с облегчением. Половина летучей рыбы из моих сетей перекочевала теперь в лодку Сьямана Пойопояна, что заметно уменьшило мой груз. Очевидно, что мое последнее ночное плавание, прощальная вылазка к острову Дзимагавуд, ознаменовалась хорошим уловом. Я думал, что после этой ночи с честью смогу уйти на покой, запомню о ней правдивую историю, чтобы каждый год рассказывать молодому поколению соплеменников, а потом она будет передаваться из поколения в поколение. Конечно, если сохранится сам обычай болтать о том о сем и пересказывать друг другу пережитое.