Черные лебеди
Шрифт:
Мама сейчас в подмосковном доме отдыха. Путевку дали с работы. Ей, бедняге, достается больше всех. Пусть хоть недельку-другую отдохнет от суеты.
Погода в Москве стоит самая лирическая. Тает снег, на крышах висят сосульки. На центральных улицах снега уже давно нет. Появились крымские мимозы. И в нашу низенькую хижину стало заглядывать солнышко. Наш домик обещают снести, а нам дать отдельную квартиру в доме со всеми удобствами. Боже мой, как я Жду этого счастливого дня, когда распрощаюсь с «удобствами на улице»! Думаю, что это будет скоро. А сейчас, в конце письма, еще и еще раз прошу об одном: скорее возвращайся на Родину.
Целую тебя. Твоя Ольга».
Но письмо на этом не заканчивалось. Чуть ниже, более
«Дорогая Лиля! Хотела уже запечатывать конверт, как по радио передали ужасное. Даже не хочется верить. Жизнь Сталина в опасности. Он потерял сознание. И музыка! Какая музыка… Я совершенно разбита. Не хочется верить в плохое. Даже крохотная Машутка что-то почувствовала, расплакалась. Еще раз целую тебя, моя милая «иностранка»…»
Дмитрий положил письмо на стол и подошел к детской кроватке, в которой посапывала Машутка. Склонившись над кроваткой, стараясь чуть ли не дышать, чтобы не разбудить дочь, он долго вглядывался в младенческое личико, пытаясь найти в нем хоть маленькое сходство с собой.
Под окном сорвалась с крыши огромная сосулька и, упав на скамейку, раскололась. Дмитрий вздрогнул и осторожно отошел от кроватки. Еще раз перечитал в письме Ольги: «Даже не хочется верить. Жизнь Сталина в опасности. Он потерял сознание… Я совершенно разбита…»
Шадрин закурил и еще долго-долго молча сидел в темной комнате с собственными думами наедине. Он знал, что думы его — нехорошие, недобрые, но почему они именно такие, было неясно. Он только спросил себя: «Почему? Почему я не испытываю той тревоги, которая захлестнула всех, кто вокруг меня? Почему Ольга «совершенно разбита», а в моей душе нет той великой скорби, которая черной тучей нависла над страной? Почему в библиотеке старенькая гардеробщица, когда узнала, что жизнь Сталина в опасности, заплакала? Этот переполох в читальне… Но почему я спокоен? Даже жду чего-то нового, утренне-свежего. Может, это от личных неудач и той несправедливости, которые мне пришлось испытать при Сталине? Личные обиды всему причиной или что-то другое? Вот Ольга скорбит искренне. И если завтра случится беда, будет рыдать так, как может плакать человек только над гробом матери. А я? Смогу ли я заплакать? Нет, не смогу. Десять лет назад, когда с его именем мы ходили в атаку, пожалуй, заплакал бы, узнав, что его жизнь в опасности. А сейчас в сердце что-то вытравлено. Я усну спокойно. Страшно для меня только одно: что я не могу сказать об этих своих чувствах никому, даже Ольге. Ольга не поймет. Она пока все в жизни принимает таким, каким ей это преподносится. А мой мозг в последние годы все ощутимее поражает нигилизм. Он день ото дня истребляет узорные кружева моего былого несокрушимого оптимизма. Только не могу понять: мой нигилизм это вредная ползучая гадина или что-то полезное, истребляющее то, что мешает существованию здорового организма?.. — Шадрин потушил папиросу: — Больная философия! Лучше спать…»
Но спать Дмитрий не лег. Две недели назад он отправил письмо на имя Сталина. Теперь, достав из потайного местечка в столе его копию, он включил настольную лампу и уже в который раз принялся его перечитывать. Ольга об этом письме ничего не знала.
«Товарищ Сталин!
К Вам обращаюсь в этом письме с чувством искренней тревоги за мир, которому грозит ядерная война. Разум человеческий проник в микромир. В неблагоприятной политической ситуации, сложившейся между государствами, расщепление атома грозит миру катастрофой. Это понимают не только президенты и главы правительств, это видят и те, кто своими руками строит дворцы и хижины, кто пишет поэмы и пашет землю. Все знают и видят, что мир в опасности. И все, почти все хотят его спасти. Но как? Как спасти его — это, пожалуй, боль и загадка нашего трудного времени.
Как рядовой, маленький винтик громадной национальной машины, я мучительно долго думал над тем первым шагом, который необходимо сделать на пути к миру. И этот шаг увидел очень простым.
Никогда
Люди — это человечество, разделенное на государства и говорящее на многих языках. В каждом государстве — как в могущественном, так и в самом слабом — есть своя власть, свой свод законов, которые регламентируют общественное поведение людей и определяют права и обязанности каждого гражданина. В каждом государстве есть свои вооруженные силы. Во главе этих вооруженных сил стоит военный министр и подчиненный ему штаб. Военный министр имеет власть над вооруженными силами в государстве. Без его приказа ни малая, ни большая война начаться не может — такова сущность военной дисциплины: солдат действует так, как повелевает командир. Но власть военного министра ограничена властью главы правительства. Как и солдат, он не волен решать единолично вопрос войны и мира. Над главой армии стоит глава правительства. Но и глава правительства не концентрирует своей персоной всю полноту государственной власти. Над ним, согласно конституции, стоит законодательная власть. Парламент, президент, король…
Если бросить искру в порох, то любая первая воспламенившаяся порошинка подожжет соседнюю, соседняя порошинка передаст пламя следующей… И через секунду вместо кучи пороха останется гарь и дым. Но войны в человеческом обществе отличаются от пороховой вспышки. Здесь не каждая личность, пожелавшая развязать войну, может начать ее. В каждом государстве есть свои единственные огневые, пороховые человеческие крупинки, с которых начинается война. Вопрос войны и мира не решает солдат. В сложившемся современном мире главными и единственными пороховыми зернами, которые могут поджечь мир и привести его к катастрофе, являются три высших персоны каждого государства:
1. Президент (король). (Глава государства.)
2. Премьер. (Глава правительства.)
3. Военный министр. (Глава армии.)
Три эти высокие персоны по одному своему положению узаконенно держат в своих руках мощные рычаги новейших ядерных средств уничтожения человечества. До тех пор пока они свободны в решении вопроса: быть или не быть войне, начинать ее или не начинать — до тех пор человечество не сможет избавиться от хронической лихорадки «холодной войны».
Где же тогда выход? Выход, на мой взгляд, единственный: власть этих трех великих персон в каждом государстве нужно ограничить. Необходимо отнять у них право объявления или развязывания войны и оставить за ними лишь обязанность не начинать войну.
Практически это может выглядеть так:
1. Президент, король, премьер и военный министр каждого государства должны принять ВЕЛИКУЮ ПРИСЯГУ МИРА. В этой присяге они клянутся перед гражданами своего государства и перед народами всего мира, что, невзирая на любые давления всевозможных деловых и политических кругов, они никогда, ни при каких обстоятельствах не отдадут приказа, который практически будет являть собой начало новой мировой войны.
2. ВЕЛИКАЯ ПРИСЯГА МИРА должна даваться на самом высоком уровне: в Организации Объединенных Наций, а в перерыве между заседаниями — в особом, постоянно действующем комитете.
3. В случае смены президентов (королей), премьеров и военных министров новый кандидат на пост президента (короля), премьера и военного министра не получает всей полноты власти до тех пор, пока не присягнет миру в своей отрешенности от войны.
4. ВЕЛИКАЯ ПРИСЯГА МИРА должна походить на солдатскую присягу и заканчиваться: «Если я нарушу эту свою святую клятву, то пусть меня постигнет суровая кара». Этой карой должна быть высшая мера наказания.
5. Подробный текст ВЕЛИКОЙ ПРИСЯГИ МИРА должен быть разработан особой редакционной комиссией при Организации Объединенных Наций. Текст должен предусмотреть конкретные обязанности в деле сохранения мира, налагаемые на президента (короля), премьера и военного министра.