Черные ножи
Шрифт:
И вот теперь мы мчали по полигону в направлении первого испытания. Впрочем, «мчали» — это громко сказано. По техническим характеристикам максимальная скорость машины по шоссе составляла пятьдесят четыре километра в час, а по пересеченной местности — тридцать шесть. Но одно дело ТХ, а другое дело — реальность. Да еще зимой, да на морозе в минус двадцать пять. Тут завелись, и слава богу! Так что двигались мы существенно медленнее, не плелись, конечно, но и до заявленной скорости в тридцать шесть километров в час было далеко.
С места Васютина, по его словам, было видно только
Благо, первый задымленный участок пролегал по равнинной части полигона, а замерзшая земля играла нам на руку — промчались легко, как лодка по волнам.
— Третью врубай, — приказал мехвод, и почти тут же: — Четвертую!
Комиссия расположилась на пригорке чуть в стороне, там устроили наблюдательный пункт. Там, среди прибывших, присутствовал и начальник полигона Семипалов Юрий Петрович, который был ответственным за то, чтобы полоса была подготовлена в срок.
— Если застрянем, позору не оберемся! — проорал Васютин.
Но пока танк двигался уверенно. Потряхивало, конечно, знатно, копчик я отбил себе за первые пять минут, но это дело терпимое, переживу.
Мы приближались к первому косогору. Тридцать шесть градусов подъема танк должен был брать по ТХ, но опять же… лучше не испытывать на максимум, погода не та. Благо, склон искусственно насыпанного холма был явно не столь крут.
— Третью!
Танк справился. В один миг мне показалось, что сейчас встанем, но все же закатились на вершину, там Евсюков коротко осмотрелся и приказал двигаться на следующий ориентир — снежный занос в овраге внизу. Его глубина в теории должна была быть метра полтора.
— Вторую!
Спустились со склона удачно, не развернуло, не покатило, чуть уткнулись носом прямо в занос, но тут же пропахали огромный сугроб, выравнивая машину. Проехав с десяток метров, Васютин остановил танк.
— Буров, — скорее догадался, чем услышал я приказ Евсюкова, — заряжай!
Перебираться назад, несмотря на отсутствие перегородки, было очень неудобно. Внутри танка оказалось жутко тесно, места не хватало, но я ужом вывинтился из кресла, и тут же выбрался назад, на позицию заряжающего.
С трудом сняв болванку с бортовых креплений — она оказалась на редкость тяжелой, я вставил ее в казенную часть орудия, которая располагалась достаточно близко к кормовому листу башни, отчего проделать нужную задачу было затруднительно. Я изрядно приложился передней частью болванки о казенник.
Командир между тем стремительно вращал рукоятку маховика, поворачивая башню в нужную сторону и сверяясь с телескопическим прицелом, служащим для стрельбы прямой наводкой. Наконец, он довольно кивнул и, скомандовав:
— Огонь! — нажал рукой на лапку рычага ручного спуска пушки.
Бахнуло так, что уши заложило, несмотря на шлемофон. Я открыл рот, пытаясь восстановить слух, а из открытого затвора орудия запахло пороховыми газами так, что я закашлялся, а в глазах заслезилось. Благо крышка верхнего башенного люка была предусмотрительно приоткрыта, иначе и задохнуться недолго.
— Перезарядить!
Отработанная гильза выбросилась внутрь танка, я схватил ее руками, и даже через варежки почувствовал, какая она горячая. Тут же вдвоем с командиром выкинули ее через верхний люк. Звякнув разок о внешнюю броню, гильза отлетела в сторону. Евсюков то и дело протирал свои глаза руками. Кажется, ему тоже изрядно досталось.
Командир, тем временем, уже выкрутил пушку в прежнее состояние и, как только мы избавились от гильзы, жестом указал мне, чтобы я возвращался на свое место — в помощь Васютину. Судя по его недовольному выражению лица, мишень мы не поразили. Едва я пролез вперед и опустился на свое место, мехвод прорычал:
— Вторая!
Я тут же навалился всем телом на рычаг и выставил его в нужное положение. Танк зашевелился и начал набирать скорость. Дальше шла змейка — нужно было объезжать вбитые в землю высокие колья с прикрепленными сверху красными флажками, — с этим мы справились на «ура», не сбив ни одного колышка, потом еще один косогор, на который так же взобрались без проблем, «минное поле» опять заволокло черным дымом, слева и справа что-то взрывалось, но мы не обращали на это внимания — имитация, которая не причинит нам ни малейшего вреда, а значит — плевать.
Второй раз выстрелили из пушки более удачно. Остановившись на полминуты, Евсюков прицелился, я зарядил. Выстрел. Болванка пробила фанерный домик насквозь и унеслась куда-то вдаль.
— Цель поражена! — довольно выкрикнул Васютин, высунувшись из переднего люка.
Но нашему командиру совсем поплохело. Первый выстрел не прошел бесследно, и все газы достались Евсюкову. Из его воспаленных красных глаз непрестанно лились слезы, и чем больше он тер глаза, тем хуже ему становилось. Но следующий ориентир он дал:
— Поваленные деревья!
Еловые стволы были специально свезены в одно место и свалены в кучу. Некоторые торчали вверх, другие лежали горизонтально. Требовалось преодолеть препятствие, не повредив машину. По-хорошему, лучше бы было проводить испытание в реальном подлеске, где есть и дубы, и сосны, и пихты. Все деревья имели разный диаметр, и если какие-то стволы ломались легко, то другие являлись непреодолимым препятствием даже для тридцатитонного танка.
Тут уже класс показал Васютин, он так филигранно провел танк через препятствие, что умудрился пробраться на другую сторону за рекордное время. Деревья трещали и ломались под траками, но главное, машина уцелела.