Черные реки сердца
Шрифт:
Тихонечко подпевая парням из Ливерпуля, Рой просунул в дверную щель свою кредитную карточку. Он чуть потянул вверх и открыл один – не столь сложный – замок из двух имевшихся. Он продолжал держать карточку, чтобы пружина не выскочила из паза.
Для того чтобы открыть мощный замок с засовом, ему понадобился более серьезный инструмент, чем кредитная карточка, – револьвер для открывания замков «локейд», который продается только служащим органов правопорядка. Он всунул тонкий ствол револьвера в замочную скважину и нажал на курок. В «локейде» щелкнула пружина, и выскочивший острый кончик
Стук молоточка по пружине и удар острия по металлу были не очень громкими, однако он был благодарен за шумовое прикрытие со стороны «Битлз». Когда он открыл дверь, песня как раз кончилась. Он подхватил свою кредитную карточку, прежде чем она успела упасть на пол, и, замерев, ожидал, когда начнется следующая песня. При первых звуках «Прекрасной Риты» он перешагнул через порог.
Положив пистоелт на пол, справа от двери, он тихо закрыл за собой дверь.
В прихожей было темно. Он стоял, прижавшись к двери спиной, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
Когда появилась уверенность, что сможет двигаться, не натыкаясь на мебель, он пошел из комнаты в комнату, в глубь дома, туда, где горел свет.
Ему было жаль, что его одежда так сильно промокла, а боты были такими грязными. Наверное, он здорово испачкал ковер.
Она была на кухне и промывала листья зелени, стоя у мойки, спиной к двери, через которую он вошел. Судя по овощам, разложенным на столе, она собиралась делать салат.
Он осторожно прикрыл дверь, не желая испугать ее. Он не знал, стоит ли ее предупредить о своем присутствии. Он хотел, чтобы она поняла, что он – друг, проявляющий о ней заботу, а не чужак с дурными намерениями.
Она выключила воду и положила салат в пластиковый дуршлаг, чтобы стекла вода. Вытирая руки о посудное полотенце, она обернулась и тут-то, под последние аккорды «Прекрасной Риты», и увидела его.
У миссис Беттонфилд взгляд был удивленный, но не испуганный – по крайней мере сначала, – что, как он знал, было вызвано его чрезвычайно добродушной и симпатичной физиономией. У него было пухлое с ямочками лицо без малейшего признака растительности, гладкое, как у мальчика. Благодаря невинным голубым глазкам и приветливой улыбке из него лет через тридцать получится настоящий Санта-Клаус. Он верил, что его добродушный характер и искреннее сочувствие людям отражались и в его внешности, поскольку незнакомые люди сразу же начинали симпатизировать ему, а для этого одного доброжелательного выражения лица было бы мало.
И видя, что ее удивленный взгляд готов скорее перейти в приветливую улыбку, чем в гримасу страха, он поднял свою «беретту 93-Р» и дважды выстрелил ей в грудь. К стволу был привинчен глушитель, поэтому раздались лишь глухие хлопки.
Пенелопа Беттонфилд упала на пол и теперь лежала на боку, все еще сжимая в руках посудное полотенце. Глаза ее были открыты и устремлены на его мокрые и грязные боты.
«Битлз» начали песню «Доброе утро, доброе утро». Очевидно, это был альбом «Сержант Пеппер».
Он прошел в другой конец кухни, положил пистолет на стол и нагнулся над миссис Беттонфилд. Он снял кожаную перчатку и дотронулся пальцами до ее горла, нащупывая пульс. Она была мертва.
Одна из двух пуль попала прямо в цель и пронзила ее сердце. И поскольку смерть наступила мгновенно и мгновенно же прекратилась циркуляция крови, то кровотечения почти не было.
Это была красивая смерть – быстрая, чистая, безболезненная и не омраченная страхом.
Он опять натянул перчатку и ласково погладил по шее, в том месте, где искал пульс. Поскольку рука уже была в перчатке, он не боялся, что отпечатки его пальцев смогут снять с ее кожи с помощью лазера.
Необходимо было принять меры предосторожности. Не каждый судья и не каждый присяжный сможет понять чистоту и благородство его мотивов.
Он прикрыл ее левый глаз и подождал несколько секунд, пока не убедился, что глаз не откроется.
– Спи спокойно, моя хорошая, – произнес он, и в тоне его слышались сожаление и симпатия, затем он прикрыл ее правый глаз. – Тебе больше не придется волноваться из-за финансовых трудностей, надрываться на работе, переживать и напрягаться. Ты была слишком хороша для этого мира.
Это был и печальный, и в то же время радостный момент. Печальный, потому что ее красота и элегантность больше не будут украшать этот мир, никогда больше ее улыбка никого не подбодрит, не поддержит, ее мягкость и благородство никогда не встанут на пути варварства, захлестывающего это беспокойное общество. Но радостный, потому что уже никогда ей не придется испытывать страх, проливать слезы, знать печаль и боль.
«Доброе утро, доброе утро» сменилась бодрой, синкопированной мелодией «Сержант Пеппер», которая нравилась ему больше, чем первые вещи из альбома; такая жизнерадостная песня была как нельзя кстати для того, чтобы проводить миссис Беттонфилд в лучший мир.
Рой вытащил из-под стола табуретку, сел и снял боты. Он подвернул мокрые и грязные брючины, чтобы ничего здесь не запачкать.
Но исполнение основной песни альбома длилось недолго, и, когда он снова поднялся, уже звучал «День моей жизни». Это была грустная песня, чересчур грустная для этого момента, необходимо было выключить ее немедленно. Ему просто срочно надо было выключить ее, чтобы не слишком расстраиваться. Он был очень чувствительным человеком, гораздо более восприимчивым, чем многие, к воздействию музыки, поэзии, живописи, хорошей литературы – вообще искусства.
Он нашел музыкальный центр в кабинете. Аппаратура занимала нишу великолепной мебельной стенки. Он выключил музыку и начал шарить в ящиках, где лежали компакт-диски. Ему хотелось продолжить слушать «Битлз», и он выбрал «Ночь после трудного дня», потому что в этом альбоме не было ни одной грустной песни.
Подпевая мелодии, Рой прошел обратно на кухню, там он поднял миссис Беттонфилд с пола. Она оказалась еще легче, чем он подумал, когда разговаривал с ней через окно машины. Она, очевидно, весила не более сорока килограммов, у нее были узкие запястья, изящная длинная шея, тонкие черты лица. Рой был глубоко тронут хрупкостью этой женщины и нес ее не только с осторожностью и почтением, но и с чувством, похожим на благоговение.