Черные шляпы
Шрифт:
— Прошлым летом Пруденс умерла родами. Ребенок, девочка, тоже умер.
Уайатт шумно выдохнул.
— Извини.
— Джонни очень тяжело воспринял это, можешь себе представить, — сказала она, собираясь рассказать ему, как именно.
Но Уайатт уже не слушал ее. Его мысли были далеко — там, где они бывали очень редко и куда он отнюдь не стремился. Он вспомнил себя у постели своей юной невесты, Уриллы. Ему было двадцать два, ей — двадцать, прекрасной стройной темноволосой девушке с шаловливой улыбкой и серьезными карими глазами. В Ламаре, штат Миссури, где он получил свою
Примерно через год после их свадьбы она умерла от тифа вместе с их младенцем-сыном, едва появившимся на свет.
— Уайатт? Уайатт, ты меня слышишь?
— Да. Да. Джонни очень тяжело переживал эту потерю.
Кейт уставилась в никуда.
— Он начал пить. До этого он почти ни капли в рот не брал, а теперь… теперь он жил в салунах и пил, пока его не вышвыривали на улицу. Он… он потерял свою практику. Все думали, что это до тех пор, пока он не утихомирит свое горе, но шел месяц за месяцем, и его тесть наконец-то связался со мной. Он сказал, чтобы я приехала и пожила с моим мальчиком. Чтобы помочь ему уйти с этого ужасного пути.
— И ты приехала к нему.
— Приехала, — сказала она, закрыв глаза. — И совершила ужасную, ужасную ошибку.
— Ты сказала ему, что он — сын Дока.
— Я… я сказала ему, — продолжала она, не открывая глаз. — Я сказала Джонни, что выпивка погубила его отца. Что его отец был чудесным человеком, умным, талантливым врачом, который сдался перед своими демонами, когда мир обернулся против него.
— Кейт, Док умирал. Он был слишком болен, чтобы заниматься врачебной практикой, и, боже правый, женщина, ты сама спаивала его, стакан за стаканом.
Она резко открыла глаза.
— Думаешь, я сама этого не знаю! Я не хотела, чтобы мальчик пошел моей дорогой… по крайней мере, не в первой ее части. Я ухитрилась выбраться из того мрака, Уайатт. Я хотела уберечь его, чтобы он вовсе не попал туда!
Уайатт вздохнул.
— И как твой Джонни среагировал на эти новости насчет своего происхождения? — спросил он.
Ее улыбка имела мало отношения к тому, чему обычно улыбаются.
— Это дало ему новую цель. Он сказал мне, горько, как кофе без сахара, что он в точности сделал то, чего я от него хотела, — пошел по стопам своего отца! Он продал дом, собрал все свои сбережения и принялся играть.
— И проиграл все, — невесело усмехнулся Уайатт.
— Нет! — сказала она. Ее глаза блеснули. — Если бы это произошло, все эти ужасы закончились бы.
Она в отчаянии покачала головой.
— Он столь же талантлив, как его отец. Он может держать в голове весь расклад, может на взгляд определять характер тех, с кем он играет, и он может выигрывать у лучших из них.
— Да уж, будь я проклят! — воскликнул Уайатт, чуть не сказав, что Док гордился бы своим сыном по праву.
— Скорее всего, именно ты и будешь проклят, Уайатт Эрп, но я не согласна с тем, чтобы был проклят мой Джонни, — проговорила она, подавшись вперед. Она глядела с мрачной серьезностью. — Если ты выберешься отсюда, поговоришь с ним… разочаруешь его во всей этой жизни в салунах, в романтике жизни игрока… Он слышал про это, кто же не слышал? Он знает, что ты и его отец были лучшими друзьями. Что вы стояли бок о бок, глядя в лицо смерти. Может, он послушается тебя.
— Это… это и есть работа в Нью-Йорке?
— Да.
Она снова рывком открыла сумочку и вытащила толстую пачку купюр, перевязанную лентой.
Уайатт изумленно поднял обе брови.
В ее улыбке было что-то похоронное.
— Я думаю, это может подстегнуть тебя. Тут пятьсот долларов, Уайатт. Еще я оплачу поезд и отель, и можешь рассчитывать на щедрую оплату счетов за еду и мелкие расходы.
Уайатт постарался забыть о деньгах.
— Какого черта мальчик Джонки ввязался в дела в Нью-Йорке?
Она издала звук, выразивший все ее отвращение ко всему этому.
— Когда он оказался там, то попал на игру в покер с высокими ставками в отеле «Сент-Фрэнсис» с известным игроком по имени Арнольд Рот.
— Арнольд Ротштайн, — поправил ее Уайатт.
— Да, правильно, Ротштайн. В любом случае, Джонни выиграл в карты ночной ресторан, как я понимаю, неподалеку от Бродвея, фантастический расклад, который, похоже, дела в «Лонг Брэнч» за пояс заткнет. Мой единственный сын высоко забрался, Уайатт, он превратил эту забегаловку в то, что они называют «нелегальный кабак».
Закон Волстеда, восемнадцатая поправка, был утвержден в июле прошлого года, но вошел в силу всего несколько месяцев назад. 16 января, если быть точным.
Уайатт кивнул.
— Этот «сухой закон» сделал многих людей богатыми, — сказал он.
— А еще он сделал многих людей мертвыми, — невесело добавила она. — Конкуренция ужасная. Нью-Йорк полон гангстеров, а Джонни пошел в отца с этим его девизом «будь проклята смерть» — он смеется в ответ на угрозы убить его, идущие от этих итальянских скотов, которые пытаются… как это?..
— Наехать.
— Да. Наехать. Правильно, — сказала она, понежившись в кресле. — Я говорила об этом с Бэтом по междугородному телефону.
Бэт Мастерсон, лучший друг Уайатта из тех, кто остался в живых, многие годы назад променял Запад на Восток и сейчас с успехом вел колонки спортивных новостей в крупных нью-йоркских газетах.
— Бэт? А он-то тут каким боком?
— Он постоянно держит меня в курсе дела. Ты же не думаешь, что Джонни станет разговаривать о таких вещах со своей матерью, правда?
— Это идея Бэта, чтобы ты сюда приехала?
— Скажем так — он не был против. Он сказал, что Джонни угрожают самые опасные из всех опасных людей. Бэт сказал… как же он это сказал? Сказал, что эти мешки с потрохами, «Черная Рука», поставили Джонни «на контроль».
Глаза Уайатта сузились. Он знал, что на жаргоне это означает «приговорить к смерти».
— Ты сделаешь это, Уайатт? Ты поедешь?
Уайатт Эрп, единожды в жизни погрузившийся в месячный запой, когда он потерял свою жену и сына, который в те мрачные дни украл лошадь, за что его едва не повесили, ответил: