Черные списки судьбы
Шрифт:
– Держи ему голову, – Макс обернулся, но помощник уже топал к финишу, отплевывался на ходу. Времени не оставалось, Макс встал на колени рядом с парнем, задрал тому футболку, примерился, вспоминая, как правильно поставить руки, чтобы не переломать утопленнику ребра, положил ладони ему на грудную клетку и надавил с силой. Вроде, угадал, ничего не треснуло, только парень дернулся под руками, и снова затих.
– Я тебе дам «готов», – Макс поудобнее устроился на коленях, растопырил пальцы и принялся откачивать того в режиме сто нажатий в минуту. Жал основанием ладони, вкладывался в каждое движение, а казалось, будто грушу боксерскую оживить пытается. Парень
Послышались голоса, шаги, рядом кто-то грохнулся на колени. Это оказался тот мужик, что недавно стрелял из ракетницы, только уже не веселый, а растерянный и перепуганный.
– Что тут? – выдохнул он, наклонился над парнем, оттеснил Макса. Тот плюхнулся на траву, переводя дух, и не сводил глаз с парня. Глаза у того закатились, под веками показалась ослепительно-белая полоска. Мужик прижал толстые пальцами сонную артерию утопленника, оттянул ему веки и отшатнулся.
– Готов. Вот зараза
И недобро глянул на Макса. До того не сразу дошло, о чем это, в ушах шумело, голова шла кругом, казалось, что на край танковой ямы сбежались человек двадцать, но их было всего-то семь. Организаторы, блондин с напряженно-любопытной физиономией, черноглазый, что нервно разминал зачем-то запястья, точно в лоб кому-то заехать собирался или наоборот, отмахиваться приготовился. За толпой мелькнул Левин с прижатым к уху телефоном, и сразу пропал. «Монстр»-победитель забега не показывался.
– Труп. – Седой дядька тер пальцы полой футболки, – остыл уже почти.
– Сам ты труп, – Макс подобрался к лежащему на траве парню, всмотрелся в бледное заострившееся лицо, оттянул пальцем верхнее веко. Зрачок не реагировал, смотрел вниз и вбок, нижняя челюсть медленно опускалась. Макс вскочил на ноги и едва не сшиб Левина. Тот схватил Макса за грудки потащил к яме. Их пропустили, снова небольшая толпа сомкнулась вокруг покойника, слышался негромкий гул голосов и звонки мобильных.
– Ты в уме? – у Левина челюсти как судорогой свело, он говорил сквозь зубы и, казалось, вот-вот вцепится Максу в лицо. – Ты куда полез, скотина? Я тебе что сказал… Ты хоть знаешь, какие ты мне планы поломал?
– Он умереть мог, – таким же яростным шепотом отозвался Макс, и с силой сжал Левину запястья, – мне его бросить надо было по-твоему?
Все казалось наваждением, мороком просто потому, что не могло происходить в принцип, как не приходит лето после осени, всегда бывает наоборот. Не может молодой сильный парень битый час валяться на траве без движения и дыхания. Только сейчас Макс сообразил, что парень не дышал уже давно, и то, что он принял за дыхание, была агония, судороги.
– Тебе в норматив надо было уложиться, ты почти на минуту быстрее шел, – Левин неожиданно ловко вывернулся из захвата, но побледнел еще сильнее, – ты этого качка сделать мог! А он, – Левин мотнул растрепавшейся башкой в сторону толпы, – все равно готов. И какой смысл…
– Ты себя представь на его месте. Представил?
Видимо, да: Левин аж задохнулся, отступил на шаг, сжал кулаки. Повернулся к покойнику, к Максу, что-то собрался сказать, но осекся. К яме катила «скорая» с включенной зачем-то мигалкой. Тормознула, из кабины выскочили двое, деловито направились к утопленнику. Один присел рядом с ним на корточки, второй наклонился, они негромко переговаривались, Макс не слышал их слов. Он все смотрел на парня, все ждал, что тот закашляется, или дернется, или хоть захрипит – сейчас сгодится все, что угодно, лишь бы ожил, лишь бы снова дышал, и плевать, что будет дальше. Ничего, кажется, в жизни так не ждал, как сейчас, смотрел, не отрываясь, а парень так и не шелохнулся. Он не мог умереть, он пробыл под водой меньше минуты, от этого не умирают!
Невысокий загорелый мужик в белом халате поднялся на ноги, отошел в сторонку. Второй, с не выспавшейся физиономией, бросил на траву скомканную салфетку.
– Все, – сообщил загорелый, – отбегался. Смерть наступила где-то с час назад или около того, уже выражено трупное окоченение. Звоню ментам. – Он вытащил из кармана джинсов мобильник, – так положено.
– Это точно? –вырвалось у Макса. Левин вполголоса матюгнулся и двинул прочь, врач оглядел Макса с ног до головы.
– Точнее некуда, – протянул нехотя, прижал к уху трубку, опустил. – Ты, что ли, реанимировал?
– Я, – сказал Макс. Врач скривился, второй, сонный, буркнул что-то себе под нос и пошел к машине, залез в салон.
– Медицинское образование имеешь? – врач смотрел уже со злой издевкой.
– Нет, только курсы первой помощи.
– Понятно.
Врач отвернулся и заговорил негромко в телефон.
На Макса смотрели все, смотрели украдкой, исподтишка. Он то и дело ловил на себе чей-то взгляд, но каждый раз человек отворачивался, опускал голову. Утопленник так и лежал на траве, повернув голову набок, грязь засохла на бледной до синевы коже, рядом кружились и гудели мухи. Все молчали, слышался лишь таинственный шум старых берез под ветром, где-то далеко пробовала голос кукушка, обещая всем многая лета, по тихой поверхности грязной ледяной воды плавно скользили жуки-водомерки.
Полиция прикатила через полчаса, «уазик» остановился поперек колеи, из кабины вышли трое: важный лейтенант с новенькой кобурой на левом боку и два бесстрастных сержанта. Эти остались поодаль, лейтенант переговорил быстро с врачом, направился к Максу.
– Ты его вытащил?
– Он, – выдал черноглазый, что все еще терся поблизости, – я видел.
Офицер глянул на него, на Макса.
– Реанимацию ты делал?
– Я, – Макс опередил своего недавнего помощника, – я учился.
– На курсах, – подал голос врач, – это где на манекенах тренируют. Я сам такие проводил.
Он закурил, затянулся и выдохнул смачно, что твой дракон, в воздухе запахло дешевым табаком.
– Поехали, – лейтенант показал на «уазик».
– Зачем? – оторопел Макс, – давайте тут поговорим. И мне домой надо.
– Успеешь. – лейтенант шагнул к Максу, остановился напротив, сержанты мигом оказались рядом. – Объяснение напишем и поедешь. Жена ждет?
– Девушка. – чувство было такое, будто лавина накрыла, тащит с собой, крутит, как хочет, и того гляди, грохнет о скалу или швырнет с обрыва. И противиться ей нет ну никакой возможности.