Черные врата
Шрифт:
Кудесник хочет сказать ей… но понимает вдруг, что у него исчезли слова! Кудесник только смотрит на нее и Кудеснику в этот миг кажется, что перед ним лицо
(ангела)
не человека, а какого-то чудесного существа, на земле никогда не виданного!..
И наконец он может произнести, прерывающимся голосом:
– Если бы у нас… было время…
– Если бы у нас было время, – повторяет она его слова, почти что без выражения. Ее глаза проникают глубоко, очень глубоко в его глаза, растворяясь…
Они не поцеловались.
Она лишь утыкается вдруг, коротко,
И сразу же почти поворачивается и бежит, не поднимая головы, к своим камням.
Кудесник вновь ощущает, как невыносимую растущую тяжесть, гремящий рокот, что заполняет собой ущелье. И с удивлением понимает вдруг: несколько секунд, которые они смотрели в глаза друг другу, – грохота он не слышал…
Все восприятие Кудесника обострилось неимоверно. Он знает
(это подсказали добрые духи, предупреждая?)
что жить ему остается последние часы… нет – минуты. Но страха он совсем не испытывает. А он боялся, что не получится у него, может быть, взнуздать страх, когда начнется все это.
Кудесник ощущает себя уже совершенно другим, чем он был всегда, чем был только что. Все опасения и неуверенность растворяются словно бы в каком-то далеком, очень далеком прошлом. Как будто в отошедшей эпохе.
Да – теперь другая эпоха. Планета заступила за грань, и для нее открылась эра крайних минут. Особенная, у которой и каждый миг длится, как бездонная эра.
Кудесник ни о чем не жалеет и не переживает по поводу чего бы то ни было. Это значит, что для него теперь невозможно бояться в принципе. Потому что он просто есть. И он способен теперь ощутить вокруг… очень многое.
Он чувствует все сущее как единое слившееся течение. Вокруг него почти уже и не мир – поток… Но Кудесник чует – одновременно с чувствованием всего – и каждую его мелочь.
Он хорошо видит, как содрогает ритмичный рокот стены каньона. Он именно видит это. От нового уровня внимания Кудесника не ускользает и легкое шевеленье камня, что выступает высоко у самой кромки левой наклоненной круто стены. Кудесник понимает, что камень стронулся.
И он заранее знает, что эта угловатая глыба будет скользить, катиться – и породит падением своим оползень. Примерно такой по мощности, какой им случилось неосторожно вызвать, будучи еще наверху стены ниже по течению ледника. Кудесник наперед видит путь и развертывание этого не рожденного еще оползня.
Кудесник осознает, что он окажется на дороге вала этой лавины. И, если он побежит вперед, то едва ли успеет убраться с ее пути. Тогда Кудесник разворачивается и бежит назад. И краем глаза он видит, как ширится над ним фронт стронувшихся и подпрыгивающих, и все быстрее неудержимо стремящиеся вниз камней.
Майор хотела залечь и пристроить на рюкзаке свой «Кедр», чтобы из него удобней было стрелять, когда появится это нечто, производящее грохот, из текучей стены тумана. Но времени не хватило.
Она остановилась и смотрит, как проявляется, наконец, это. Стремительно обозначиваясь, пронизывая и разрывая туманную пелену.
Конница!
Как это можно было б уже давно угадать по звуку, заполнившему ущелье. Ведь он же представляет собою не что иное, как многократно умноженный и усиливаемый эхом грохот копыт! Но почему-то наше сознание нередко сбрасывает, исключая из рассмотрения, очевидное, лежащее на поверхности. А все же у нее была какая-то мысль… все-таки, не признаваясь в этом самой себе – она знала.
Как будто черный огонь вырастает из-под земли и пляшет, растекаясь по каньону стремительно во всю его немалую ширь. Бесчисленные черные гривы и плюмажи взвиваются, разметывая белесое… Остановились и распались на части вертикальные реки. Разреживает и дробит пелену лес копий – колышущиеся параллельные древки, упертые основанием в стремена…
Какой-то дикий анахронизм?
Но ведь если действительно он – Безумец, то чего ждать, что будет он поступать логично? В мозгу сатаны сверкнули образы его старой гвардии, брони да аргамаки, черные, драконовыми крылами стелящиеся плащи, тяжелые копья… И он швырнул их вперед – как есть, какими он их себе представил вот только что, заходясь припадочным хохотом…
И… возможно, что в этот раз он даже и прав: разве было бы… достойно как-либо иначе начинать… Битву?
Подумать это занимает у Майора никак не долю секунды – меньше. Привычная жестокая улыбка потянула чуть в стороны уголки ее рта, глаза сузились.
Майор стреляет от пояса длинной очередью, не целясь. По мчащейся прямо на нее черной кавалерийской лаве промахнуться попросту невозможно. Трассирующие пули летят по ущелью широким веером и едва ли пропадет попусту хоть одна, усмехается про себя Майор.
И тем не менее никто из врагов не падает, выбитый на скаку. Не поднимаются на дыбы задеваемые случайно лошади, избивая ногами воздух. Кинжальный автоматный огонь, который должен бы был выкосить уже изрядную брешь, не причиняет врагам, по-видимому, вовсе никакого вреда… Неужели Кудесник был прав, когда он говорил ей, что против них эффективно, скорей всего, не такое оружие?
Но все же у нее впечатление, что слитный аллюр врага замедлился и чуть сбился. Или же это она обманывает себя, выдавая желаемое за действительное?
Попробуем по-другому! Майор бросает рукоять «Кедра», как только разряжается полностью магазин, который поменять уже не осталось времени. Граната «Ф-1» удобно ложится в ее ладонь.
Майор питает слабость к этой системе, что снята с производства, но не с вооружения. Новая наступательная граната, пришедшая на смену «лимонке», дает побольше осколков, но вряд ли про нее скажешь, что она по женской руке! А неудобный хват иногда влечет за собой неточный бросок.
Сейчас-то хоть какой бросок должен принести результаты! Если, конечно…