Черный амулет
Шрифт:
Этому шуму аккомпанировали быстрые воды Зеленой реки. Лежащий на мелководье огромный камень помнил, должно быть, мамонтов. Или даже динозавров.
На камне сидел старый Каплу и, по своему обыкновению, задумчиво смотрел в бурный поток. Туда, в песчаное дно, упирался посох.
– Почему снимаем четыре урожая, а живем впроголодь? – рассыпался колокольчиками голос вождя. – Почему даже двух быков не можем найти для праздника? Отвечай же!
– Белые люди уничтожили стада в верховьях Зеленой реки, – пробубнил колдун. – Они перегородили сетями
Вождь сбросил праздничную галабию и вошел в реку. По щиколотку. По колено. По пояс. Течение звало с собой, на сто километров южнее. В Гвинейский залив.
– Нет, Каплу, – возразил из воды Кофи. – Низовья Зеленой реки судоходны. Их нельзя перегораживать сетями.
К тому же в устье много рукавов, рыба могла бы выбрать себе безопасный путь.
И джунгли наступают всюду одинаково.
За сотни лет мы истощили все почвы вокруг Губигу. Без удобрений дальше заниматься земледелием невозможно. Белым благодаря удобрениям хватает двух или даже одного урожая в год… А стада в верховьях? Их действительно истребляли французы, но когда это было? До моего рождения!
Горбатый колдун вздрогнул, но виду не показал.
– Тебе никто не станет мешать, сынок, – проскрипел Каплу. – Весь народ работал для того, чтобы ты учился. Если теперь ты знаешь, как отплатить своему народу, – прекрасно.
– Посмотри на меня, Каплу. – Вождь приблизился к валуну. – Какого цвета моя кожа?
Колдун сузил глаза. Его взгляд блеснул, как кинжал. Руки крепче сжали посох. Он сказал:
– Твоя мать любила француза. Его звали Мишель. Пришли русские и прогнали французов из Дагомеи. Но Зуби не могла забыть Мишеля и отвергла Кондратьева. За это русский возненавидел твою мать. В тебе течет наполовину французская кровь.
– Это я слышу с самого детства, – напомнил Кофи Догме. – Ко времени прихода русских никакие французы много лет не забредали в наши края. Меня интересуют байки поновее.
Кофи подошел к валуну. Его взгляд был похож на взгляд колдуна – узкий и острый, как нож парашютиста с гравировкой во всю длину.
Старик призвал на помощь всю колдовскую мощь. «Не прикасайся ко мне! – взывал Каплу. – Не смей трогать старого Каплу! Даю установку: немедленно отойди от меня на три шага!»
Шумели пальмы и шумела река, но ни вождь, ни колдун этого не слышали. В их уши вливался зловещий звон клинков.
Они словно фехтовали на взглядах.
Вдруг огромный кулак вождя схватился за посох. В тот же миг из реки взметнулась нога вождя и снесла старика с валуна на мелководье.
Старый колдун упал на спину. Горб углубился в песчаное дно. Сверху мгновенно навалился Кофи и сцепил умелые руки на толстой, короткой шее.
Чтобы задушить человека с такой шеей, требуется немалая сила. Но не для этого взбугрились мускулами плечи Кофи Догме. Он лишь не давал колдуну вырвать лицо из воды.
Колдун беспорядочно колотил руками и ногами. Кофи
Вождь точно отметил конвульсии, за которыми – это он тоже хорошо знал – наступает смерть. Он выдернул голову колдуна из мелкой воды.
Глаза Каплу вывалились из орбит. Он судорожно хватал воздух руками и легкими. Колено молодого вождя упиралось в искривленную грудную клетку старика.
– В т-т-тебе т-т-течет французская кровь! – заикаясь, выдавил колдун. – Т-тты наполовину француз!
Не ослабляя хватки, Кофи спросил:
– Помнишь, как умер мой дед? Его последнюю минуту?
– П-п-помню… Отпусти м-м-меня. Боги не п-п-простят нападения на с-своего с-слугу.
– Не отвлекайся, колдун. Все мы слуги божьи. Лучше вспомни-ка, как великий Нбаби всматривался в фотографию, на которой ты узнал Кондратьева. Нбаби мертв, но ты пока жив и можешь подтвердить, что Нбаби обрадовался, узнав постаревшего русского. Разве стал бы он радоваться, увидав убийцу своей дочери?
Каплу лежал в мутной воде в праздничной галабии. Он несколько освоился в непростой ситуации и уже не заикался:
– Ты меньше меня знаешь о смерти, сынок. На фотографии Нбаби никого не узнал. Я прекрасно помню, как его глаза распахнулись, словно вмиг помолодели.
Твой дед в тот миг уже ничего не видел.
Его глаза осветил сам Солнечный бог.
Нбаби был на хорошем счету у. бога, потому и прожил очень долго. Этим светом, который ты принял за свет узнавания, Солнечный бог в последний раз отметил своего избранника.
– Но ты забыл другое, – напомнил Кофи. – Ты забыл, как взметнулась невесомая рука деда. Как потянулся он к фотографии. А помнишь ли ты, Каплу, как широко распахнулся его беззубый рот?
Дед даже приподнял голову. Все подтвердили, что он не поднимал голову уже целую неделю!
– Кофи, сынок, – взмолился колдун. – Ты убил многих людей. Конечно, они белые и не стоят мизинца твоего великого деда. Конечно, они наши враги, все белые вообще и Кондратьевы в частности… Но ты наблюдал уже не одну агонию. Умирая, люди делают непроизвольно очень резкие движения. Нбаби даже поднял голову в смертный миг!
– Послушай, Каплу, – обратился вождь, продолжая сжимать короткую шею колдуна в страшных объятиях. – Кондратьев перед смертью рассказал все. Он только не знал, как погибла моя мать.
Говори.
С этими словами Кофи, однако, не дал колдуну сказать ни слова, а вновь погрузил его голову в зеленый поток.
Дождавшись судорог, вождь вытащил колдуна. Едва к Каплу вернулся дар речи, он произнес:
– Т-т-ты убьешь невиновного, с-ссынок! С-с-солнечный бог не простит тебя…
– Мне это безразлично, колдун, – сказал вождь и быстро еще раз обмакнул голову Каплу в воду. – Я убил с твоей помощью столько невиновных, что еще одна ошибка ничего не изменит.
– К-к-клянусь тебе, К-к-кофи…