Черный беркут
Шрифт:
Аносов махнул ему рукой:
– В машину, быстро. Дорогой все расскажешь.
Костя увидел за плечом командира спецназа снайперскую винтовку с оптическим прицелом. Его осенила догадка.
– Вы Аносов? – спросил он. – Олег?
– Да, – лейтенант пропустил Печинина впереди себя и последовал за ним. – Откуда меня знаешь?
– Алексей Ремез рассказывал, Николай Кавлис.
– Ладно, парень, давай ближе к делу. Где сейчас Орешин? Куда отправились Зенин с Ловчаком?
Сердце Зенина готово было выпрыгнуть из груди. Никогда он еще так быстро не бегал, ни на марш-бросках, ни на соревнованиях. Он постоянно слышал голос Алексея, который во время интенсивного огня имел привычку разговаривать сам с собой. Сейчас у них там секунды для передышки нет.
И Зенин бежал.
Сзади Ловчак, который никогда не отличался особо быстрым бегом, но сейчас бил все собственные и мировые рекорды. Ему чуть полегче, перед ним спина товарища, под ноги он почти не глядит. А Михаилу приходилось следить за дорогой.
Подъемы, спуски, резкие повороты узкой тропы. Где возможно, бойцы сокращали дистанцию, срезая углы. И все же не глаза следили за дорогой, вел инстинкт.
Луна «работала» на полную мощность, помогая бойцам.
Еще немного... Ухо уже различает звуки перестрелки. Судя по расстоянию, отряд выбрался из низины, сейчас им немного легче, но у бандитов появился шанс обойти отряд. Зенин определил, что сейчас его товарищи заняли оборону там, где он сбросил огнемет, где они останавливались с Ремезом, чтобы набрать воды из ручья.
«Я тебе клянусь, Зенон, ты еще увидишь Катунь. Я не я буду».
Держись, Леха, мы уже рядом.
Скорее всего, думал Зенин, Ремез сейчас прикрывает отряд. Они уже не отходят, а держат плотную оборону.
Ах как рано боевики начали преследование... Ну хоть бы на полчасика позже.
«Ну где ты, Зенон?.. – шипела радиостанция под аккомпанемент автоматных очередей. – Капризный Зенон...»
Уже близко. Всего несколько сотен метров.
«Явись передо мной...»
На ходу Зенин изготовил автомат. Ловчак повторил его движения.
Уже не сотни, а десятки метров отделяли их от места боя. Бойцы увидели, как лунный свет прорезали светящиеся дорожки трассирующих пуль.
Ремез вставлял на место последний подствольный магазин, заряженный трассерами. Помедлив секунду, взялся за рукоятку пистолета с маркировкой «Made in Czech Republic», как на пианино Анны. Он вдруг вспомнил, как почти признался ей в любви: «Я очень люблю эту птицу». – «А она красивая?» – «Да, очень».
Нет, этих слов он не сказал Анне. Как всегда, сморозил какую-то глупость. А дальше... целая вечность из двух недель. Норвежские свитера с белым медведем, сумрак складских помещений универсама, горячие губы Анны. Он целовал ее, забыв обо всем на свете.
«Не надо, Леша...»
Он всегда вспоминал Анну такой: она смотрит на него, ее губы шепчут: «Прошу тебя, Леша...»
Больше он ее никогда не видел.
Алексей вогнал в рукоятку пистолета новый магазин, несколько раз выстрелил наугад и затаился.
Справа от него, сдерживая натиск боевиков, отстреливались Кавлис и Орешин. Вот уже несколько минут Алексей не слышит автоматов Славы Михайлина и Касарина. Гриша, может быть, жив, а вот Славка... Если у него кончились патроны, он бы вел огонь из пистолета. Значит... Слава тоже убит.
Боевики, заслышав пистолетные выстрелы, уже не таясь, лишь слегка пригибаясь, двинулись к Ремезу.
– А вот тут вы не угадали. – Алексей вскинул автомат, и девятимиллиметровые трассирующие пули вспороли несколько тел.
Атака захлебнулась, боевики снова залегли. Они были в десятке метров от Алексея. Он прикинул: их осталось не больше пятнадцати.
Ремез перевернулся на спину, несколько секунд смотрел в звездное небо; дыхание частое, тяжелое, глаза влажные. Потом снова принял положение для стрельбы лежа. Внезапно насторожился. Чуткое ухо отметило: «бизон» из четырех точек. Причем два автомата стрекотали без передышки.
Алексей улыбнулся: вот и подмога пришла. «Ах, молодец! Да я тебя расцелую, Мишель! Дай только выбраться. На Катунь тебя свожу: обещал – сделаю».
Ремез снова поднял пистолет. Стреляя, он воодушевленно, но нервно бросал в ночь слова:
– «Коля, жми, а я накрою. Ваня, бей, а я прикрою». Нет, сволочи, я вас не пущу.
Вдруг слева от себя Алексей уловил движение. Выбросив руку с пистолетом, выстрелил.
И тут же почувствовал острую боль в шее. Машинально схватился рукой за простреленное горло. Несколько пуль впились ему в руку, в лицо. Ремез закричал – страшно, пронзительно. Его предсмертный крик услышали товарищи. А горячие пули, словно осы, продолжали жалить его. Последней мыслью, которая коснулась его угасающего сознания, была: «Не успели...»
Он не слышал мерного звука приближающихся вертолетов. Мертвые глаза Алексея смотрели в чужое небо.
76
«Хеликс» прошел над местом боя на высоте двух метров. Сделав заход, он повис над землей, далеко освещая впереди себя пространство. Вертолет прикрытия завис чуть в стороне, поводя грозной мордой. Спрыгивая на песок, «беркуты» сразу включились в работу.
Но им мало что осталось. Спустя три минуты с бандой Безари Расмона было покончено.
Из девяти бойцов отряда Кавлиса в живых осталось только четверо: он, Зенин, Костя Печинин и Женя Ловчак. Саша Гвоздев умер за пять минут до прибытия помощи, так и не дождавшись товарищей.
Обессиленный Орешин смотрел в землю и плакал. Пять лучших бойцов отдали за него свои жизни. Лучшие из лучших...
Аносов накинул на голые плечи командира куртку, но тот даже не поднял глаз.
Рядом с ним сидел Зенин. На его развороченное пулями плечо накладывали повязку. Ловчак тоже получил ранение в ногу. Они с Зениным в открытую появились перед боевиками Безари, отвлекая внимание на себя.