Черный дембель. Часть 1
Шрифт:
Комсомольцы с искренним интересом слушали наполовину вымышленные истории. Они смеялись над бородатыми анекдотами. То и дело требовали: «Расскажи ещё». Спрашивали: «С тобой такое тоже случалось?» Поражали меня своей наивностью и доверчивостью. Напомнил себе, что они «почти дети». И что нынешняя молодёжь не имела доступа к неисчерпаемой информации из интернета. Уже к вечеру я подустал от болтовни. Почувствовал себя едва ли не сказочной Шахерезадой.
Провожать девчонок отправились Кирилл и Артур — я помахал комсомолкам
На следующий день Кирилл похвастался, что в пятницу снова пойдёт в кино: с Прохоровым, с Котовой и с Тороповой. Меня брат в кино не позвал. Да я бы и не пошёл. Потому что не испытывал интерес к нынешним фильмам. А о комсомолках если и вспоминал, то не как о женщинах. Дважды в неделю я наведывался к Варваре Сергеевне (чаще не получалось из-за её ночных дежурств).
В воскресенье брат снова не позвал меня с собой в кино. И выгуливали они с Артуром во вторник девиц по Октябрьскому парку тоже без меня. Хотя купаться на речку я с Кириллом ходил. А в среду порыбачил вместе с ним и с Прохоровым на Михайловском ставке. Но львиную долю своего времени я тратил на учёбу: освежал в голове уже полученные однажды (пятьдесят лет назад) знания.
В субботу четырнадцатого июля я снова отправился к Варваре Сергеевне Павловой.
Не с пустыми руками — состряпал для Вариных мальчишек торт «Муравейник». Вместо любимого арахиса я добавил в «Муравейник» обжаренный грецкий орех. Он придал торту вполне приятный вид, запах и привкус. Уложил своё творение на деревянную доску, украсил блюдо завитушками из растопленного шоколада и карамельными бабочками (одну бабочку утащил заглянувший на кухню Кирилл).
Поставил «Муравейник» в холодильник — соорудил для него из газеты «Советский спорт» противопыльный колпак.
Начало этой недели побаловало пасмурной погодой: три дня тучи прятали за собой солнце и спрыскивали землю мелким дождём. Дышалось в эти дни легко; в воздухе, будто весной, появились ароматы свежей зелени. Мама и папа радовались прохладе. Но я предсказал родителям, что продлится она недолго. И не ошибся. В четверг днём небо очистилось. Солнечные лучи быстро высушили траву и землю. Уже в пятницу придорожные травы увяли, их верхушки вновь пожелтели. А в субботу земля опять покрылась сеткой трещин — вечером я перешагивал их, когда с тортом в руках шёл в направлении Вариного дома.
Сегодня Варвара Сергеевна вернулась с ночной смены — я не беспокоил её до заката. Знал, что и её сыновья в такие дни до обеда не шумели, проводили время во дворе. В прошлые выходные к дому Павловых не являлись нежданные гости. Поселковые мужики будто почувствовали, что я готовился к встрече с ними. В прошлую субботу и в воскресенье я намеренно приходил к Павловым ещё засветло. Чем радовал Вариных детей. Вместе с ними я починил двери сарая, натаскал в бочки воду из уличной колонки, смазал петли калитки. А потом я до наступления темноты пересказывал мальчишкам сюжет книги «Волшебник Изумрудного города».
Солнце ещё не нырнуло за горизонт, но уже
Проходил мимо свежевыкрашенного синего забора — меня окликнули.
Сперва я не обратил внимания на скрипучий мужской голос.
Но потом вновь услышал:
— Стой, стервец! Стой, кому говорю?!
Я оглянулся в поисках «стервеца». Почему-то вообразил, что ловят воришку. Удивился, когда сообразил: три хмурых мужика догоняли именно меня. Остановился, придержал рукой скрывавший торт газетный колпак. Взглянул на двух незнакомых широкоплечих мужчин — молодых: на вид, не старше тридцати лет. Память подсказала, что я уже встречал эту парочку — вот только не уточнила, при каких обстоятельствах я пересекался с этими крепышами. А вот немолодого коротыша с лысой макушкой я узнал. Пусть он сегодня и был не при галстуке. Я тут же улыбнулся: сообразил, что «вечер перестал быть томным». Взвесил в руке торт.
— Стой, стервец! — повторил мужчина.
— Здравствуй, Степан Кондратьевич, — сказал я. — Ты сегодня не при галстуке? И даже без шампанского…
Степан Кондратьевич нахмурил брови, указал на меня пальцем и заявил:
— Это он, племяши! Тот самый бандит, что у меня шампанское отобрал!
Крепыши взглянули на меня — опустили взгляд на колпак из газеты.
— Дядька Степан, — сказал правый крепыш. — Так это же Чёрный! Старший сын дяди Лёни Чернова.
— Ну, так и что?
Обладатель лысой макушки насупился.
— Он же чемпион, — сказал левый крепыш. — По боксу. Перед армией республику брал.
Крепыши снова взглянули на моё лицо.
Посмотрел мне в глаза и Степан Кондратьевич.
— Нет, мужики, — сказал я. — Враньё. На республику я не поехал: заболел. А вот в области побеждал. Среди юношей. Но то ещё до армии было: три года назад.
— Ну, так и что?! — повторил Степан Кондратьевич.
Он посмотрел на крепышей, сказал:
— Так вас же двое! Справитесь!
Добавил:
— Шампанское ведь, старвец, у меня забрал!
Крепыши переглянулись, шмыгнули носами.
— Вечер добрый, мужики, — сказал я. — Пока ещё… добрый. Пока у меня руки заняты.
Я показал мужчинам накрытый газетой торт.
— Но если они освободятся, то я вашему дядьке челюсть-то набок сверну. За враньё. Обещаю.
Крепыши набычились.
— Ты… это… шампанское-то верни, Чёрный, — сказал правый. — Не дело это… стариков грабить.
— Тем более своих, поселковых, — поддакнул левый.
Степан Кондратьевич встрепенулся.