Черный дембель. Часть 3

Федин Андрей Анатольевич

«И без шрамов на лице», — подумал я.

— Здравствуйте, вы к кому? — спросила женщина.

Звуки её голоса развеяли мои сомнения.

— Здравствуйте, Рита, — сказал я. — Замечательно выглядите.

Женщина нахмурила тонкие чёрные брови.

— Спасибо, а кто вам…

Рита плотно запахнула на груди халат.

— Мне нужен Виктор Константинович Баранов, — сказал я. — Он дома? Я его ученик.

— Студент?

Я кивнул, улыбнулся.

Рита мизинцем убрала за ухо прядь волос.

— Папа ещё не вернулся

с работы, — сказала она.

Обернулась, будто взглянула на невидимые мне из-за двери настенные часы.

Сообщила:

— Но он вот-вот приедет.

«Папа, — мысленно отметил я. — Она дочь профессора Баранова? Как интересно».

— Рита, — сказал я, — ваша фамилия Баранова? Вы работаете в плановом отделе тракторного завода? Правильно?

Рита неуверенно произнесла:

— Да, Рита Баранова. Работаю… А откуда вы знаете?

Я усмехнулся и сообщил:

— Вместе с вами работает моя мама, Анна Чернова.

— Анна Ивановна? — переспросила Рита. — Она ваша мама?

Я кивнул.

— Моё имя Сергей. Сергей Чернов. Я её старший сын.

Баранова улыбнулась — открыто, дружелюбно.

— Тот, который летом из армии вернулся? Она о вас нам рассказывала.

Рита взглянула на шапку, которую я держал в руке — на той блестели капли влаги: растаяли снежинки.

— Сергей, вы ведь в армии лётчиком были? — спросила Рита.

— Десантником, — сказал я. — Служил в воздушно-десантных войсках.

— Точно.

Баранова хитро сощурилась — её мизинец снова убрал с виска непослушный локон. Рита звякнула цепочкой, распахнула дверь в профессорскую квартиру. Посторонилась.

— Входите, Сергей, — сказала она. — Папа скоро вернётся.

Я шагнул в прихожую. Обратил внимание на то, что от Риты Барановой не пахло духами. Почувствовал, что в квартире витал едва уловимый аромат корицы.

— Папа сегодня принимал экзамен у первокурсников. Похоже, задержался на кафедре… с коллегами.

Я отметил, что Рита не прятала глаза, как это было в той, в прошлой жизни. Она смотрела на меня открыто, с любопытством — без смущения и ложного стыда во взгляде. Она казалась юной, счастливой и весёлой. А её голос звучал громко и задорно, без печальных ноток. Да и выглядела она заметно моложе, чем я её запомнил. «Сколько ей было в семьдесят девятом? — прикинул я. — На пять лет больше, чем сейчас. Тридцать? Тридцать один? Но смотрелась она тогда на все сорок». Решил, что если бы ни её мало изменившиеся голос и глаза, я бы Риту теперь и не узнал. Не было сейчас на лице у Риты и тех безобразных розово-белых шрамов на скулах и на щеках, которые я видел в тысяча девятьсот семьдесят девятом году.

В год, когда казнили моего младшего брата, Баранова примерно раз в неделю приходила к нам домой: проведывала мою маму. После смерти Кирилла у мамы случился инсульт, парализовало левую ногу. Почти полгода она провела дома, не работала. Рита (тогда я не знал её

фамилию) — единственная из бывших коллег по работе, кто проведывал маму во время той болезни. Самостоятельно ходить мама начала только после московской Олимпиады. На прежнюю работу она не вернулась, но с Ритой она поддерживала приятельские отношения до самой смерти. В восьмидесятых годах Баранова вышла замуж — я запомнил её под фамилией мужа. А ещё я не забыл мамин рассказ о том, где и когда Рита «получила» те безобразные шрамы.

Встречу с Ритой я отдельной графой внёс в планы Чёрного дембеля ещё летом.

Но не ожидал, что увижу мамину подругу раньше запланированной даты.

И даже не предполагал, что Рита — дочь профессора Баранова.

* * *

Рита запомнилась мне молчаливой и грустной женщиной. Сейчас же она казалась совсем иной: весёлой, говорливой. Баранова устроила мне экскурсию по профессорской квартире. Показала в гостиной коллекцию старинных книг и пояснила, что многие из них были напечатаны ещё «при царе». Похвасталась магнитофонной записью прошлогоднего концерта Владимира Высоцкого и рассказала, что запись прислал профессору Баранову его бывший ученик, который сейчас работал в Госплане СССР.

Мы с Ритой почти полчаса простояли около стены, увешанной рамками с фотографиями. Баранова с гордостью заявила, что почти все висевшие на стене снимки профессора сделала она. Пояснила, что давно увлекается фотоделом, а ванная комната в профессорской квартире и сейчас часто превращалась в фотолабораторию. В доказательство своих слов Рита принесла из спальни фотоаппарат «ФЭД-2». Сфотографировала меня с нескольких ракурсов. Пообещала, что распечатает фотокарточки и подарит мне самые удачные.

Фотосессию прервало появление профессора Баранова. Я позировал на фоне полки со старинными книгами, когда профессор хлопнул дверью. Мне почудилось, что Рита не очень порадовалась приходу родителя. Она вздохнула, когда я подхватил с кресла снятый для «хорошего кадра» пиджак. Посмотрела мне в глаза, улыбнулась. Опустила фотоаппарат. Убрала за ухо непослушную прядь волос, поправила вновь распахнувшийся на груди халат. И поспешила в прихожую, где пыхтел профессор.

При виде меня Баранов удивлённо вытаращил глаза.

— Чернов? — сказал он.

Взглянул на Риту — тут же вновь посмотрел на меня и спросил:

— Чернов, вы… давно знакомы с моей дочерью?

— Папа! — воскликнула Рита.

Я увидел, как слегка порозовели от смущения её скулы. Но не заметил, чтобы она обиделась на слова отца. Рита по-заговорщицки подмигнула мне.

— Мы с Серёжей познакомились полчаса назад, — сообщила она.

Взяла из рук отца меховую шапку, стряхнула с неё на коврик у двери капли влаги.

— Серёжа к тебе пришёл, а не ко мне, — заявила Рита. — Но я была бы только рада, если бы случилось наоборот.