Черный гардемарин, судьба и время
Шрифт:
Так, из-за этой уточки, и лишился отпуска в первый раз.
«В следующий раз, кадет Репин, вы будете зачислены кандидатом на арестование. При наличии свободных мест в карцере, – Бельмо отчитывал меня с видимым удовольствием. – Недопустимо поощрение расхлябанности. Расхлябанность начинается с проступка и завершается преступлением. Для вас, кадет Репин, недостижимым будет оказаться на высоте положения доблестного офицера, защитника царя и отечества, честного и справедливого гражданина своего государства, если вы уже в младшем возрасте пренебрегаете установленными правилами.
Далее Бельмо лупит в цель:
«Подумайте о родителях, которым доставят боль ваши неприятности личного свойства. Отец ваш в весьма преклонном возрасте. Своим трудом содержит довольно большую семью. Вы росли в трудовой атмосфере. Я понимаю, если б вы были избалованы роскошью и богатством, которыми часто окружают детей, поступающих в корпус…», и проч.
Лишившись отпуска, я слонялся по корпусу с теми несколькими мальчиками младшего возраста, которым было не к кому идти в Петербурге. Отчего-то забрел в умывальню для старшего возраста. Там в форточку курил кадет Дмитрий Колпинский – в этот учебный год он был назначен редактором корпусного журнала «Кадетский досуг».
«Зверь, как ваша фамилия?» – он обернулся ко мне.
«Репин».
«Не к кому пойти? Или без отпуска?».
«Без отпуска».
«Отчего?».
«Рисовал на грамматике».
«Что?!».
«Уточку».
Кадет расхохотался:
«Зверь, напишите мне вашу историю для журнала. Репин занимался художествами, за что и был наказан. Забавно».
Уточнив, когда приходить с рукописью, я спросил, можно ли позвать с собой товарищей, которые тоже сочиняют. Ведь Гаврилов и Жондецкий 2-й просто мечтали опубликоваться в «Кадетском досуге» да не знали, как подступиться к молодцеватому Колпинскому – одному из самых блестящих кадет корпуса.
Вот так фортуна и подбрасывает нам счастливые карты.
Первые встречи с Государем
К Колпинскому я еще вернусь. Пока же (и это не менее важно) завершу тему рисования.
Все тот же первый год в корпусе. Окончена вторая четверть. Рождественские каникулы, елки в домах новых товарищей, цирк – после я слег с лихорадкой, едва проучившись в третьей четверти пару дней. Зимние каникулы всегда Петербурге рассадник заразы, ворчал старый доктор в лазарете, добавляя, что не мешало б их взять да навечно отменить.
Скучней лазаретной палаты Первого корпуса только Халила. Стертый шашечный пол, коричневая полоса краски на треть стены понизу, жаркая кафельная печь, овальный обеденный стол, над ним огромный образ-картина «Спаситель, благословляющий детей» – дар корпусу от Государя; полосатые чехлы на спинках кроватей и таблички с именами кадет на стене, над изголовьем.
Как-то однажды будят – в лазарете полундра. Кадет выдергивают из дремоты, меняют одежду, дают неношеные куртки с белыми отложными воротниками. Мне несут планшет, бумагу, грифели: рисуйте, Репин. Что рисовать? Копируйте, господин кадет, Христа с детьми.
Это было в конце января 1910 года – в день высочайшего посещения корпуса нашим державным шефом, его императорским величеством Государем. Я, признаться, впал в оцепенение: сейчас я первый раз в жизни увижу Того, пред Которым преклоняются все народы необъятной России, Того, выше Которого, кроме Всевышнего – нет никого…
В коридоре послышались шаги, тихие голоса. В сопровождении директора корпуса вошел Николай. Он был в сюртуке нашего корпуса, с юбилейным нагрудным знаком. Лицо его выражало то особое благодушие, которое встречаешь только у очень добрых людей.
Государь обошел всех кадет; каждого расспросил об отце, о месте родины. Настал мой черед. Не помню, что я к этому времени успел скопировать (государь в работу не заглядывал). Он посмотрел на меня, на табличку над головой; мягко улыбнулся. Задал вопрос об отце, я ответил.
Далее государь изъявил желание сняться с находящимися на лечении в лазарете кадетами; фотографический снимок был сделан учителем рисования господином Развольским.
Надо ли говорить о том, что к вечеру того же дня почти весь лазарет выздоровел: всем нам не терпелось рассказать товарищам, как и о чем мы говорили с царем; а также узнать у них подробности посещения государем корпуса!
В ротах мы почти никого не застали: государь, довольный блестящим состоянием корпуса, повелел отправить кадет в отпуск на 3 дня. Дежурный воспитатель сообщил, что в прощальном приветствии корпусу в Сборном зале государь сказал, обращаясь к директору: «Через три недели ко мне в Царское».
Это означало, что 17 февраля, в день нашего корпусного праздника, для нас будет устроен смотр в Царском Селе.
Незабываемый день: парад нашего корпуса в высочайшем присутствии в Царском Селе 17-го февраля 1910 года. Я во второй раз увижу государя…
Накануне была основательная баня. Встали в пять утра. Бемоль придирчиво осмотрел всех перед чаем. После чая быстро оделись в парадную форму, построились в ротном зале. В семь часов уже стояли на улице: вынос знамени. Раздается команда: «Слушай – на – краул!», выносят знамя.
Строем идем на Царскосельский вокзал, не замечая метели и бьющего в лицо мелкого колючего снега. В поезде тридцать верст, отделяющие Петербург от Царского, пролетают незаметно. В Царском нас встречает оркестр стрелкового батальона. Бодро проходим длинный путь от вокзала, хоть он и труден по снегу – в гору.
Входим в манеж. В манеже гомон, запах пота: кадеты скинули шинели. Нам на скорую руку дают чай и бутерброды с котлетой. Нас торопят: уже приехал великий князь Константин Константинович, главный инспектор военных училищ. Построились; великий князь поздоровался с каждой ротой отдельно, поздравил нас с корпусным праздником. Раздается команда «Слушай – на – краул!»: в манеж входит государь, ведя за руку наследника цесаревича. Малютка наследник в форме кадета нашего корпуса.
Государь отдельно здоровается с музыкантами, поздравляет их с корпусным праздником; после произносит те же приветствия всем нам.