Черный Город
Шрифт:
Туземец посмотрел на меня с таким выражением лица, как будто он разговаривал с чокнутым, с которым лучше во всем соглашаться.
— Ты и я подходить к первое дерево, — сказал он затем, — ты смотреть, как я делать, и потом каждый идти искать другие деревья. Хорошо?
— По-моему, лучше и не придумаешь, — кивнул я.
Пройдя примерно километр, мы оказались в районе сельвы, где в тени громадных хлопковых деревьев и вперемешку с ними росло несколько десятков каучуковых деревьев. Их кора была похожа на кору буков.
Голубоглазый туземец, как мы с ним и договорились, показал мне, каким образом добывается сок этих деревьев: нужно было сделать диагональный надрез на стволе и затем, используя маленькие лианы и скорлупу упавших с пальм кокосовых орехов, собирать вытекающую из надреза жидкость, не причиняя большого вреда дереву (хотя в тот день мне, вообще-то, было явно не до заботы о сохранности каучуковых деревьев). Когда я все это понял, мы сразу же взялись за работу. Разойдясь в разные стороны, мы предварительно договорились, что пойдем обратно в храм после того, как солнце достигнет зенита, и принесем туда столько белой жидкости, вытекающей из каучуковых деревьев, сколько успеем собрать.
Данная задача оказалась гораздо более трудной, чем я предполагал, и, изнывая от жары, отбиваясь от москитов и продираясь через заросли в поисках новых каучуковых деревьев, из которых можно было бы извлечь ценный сок, я очень быстро выбился из сил, изошел п'oтом и вымазался с головы до ног клейкой жидкостью. Кроме того, хотя примерно через час я более-менее наловчился выполнять данную работу, первые из обнаруженных мною деревьев почему-то «отказались» отдавать мне свой сок подобру-поздорову, и я в припадке гнева и отчаяния так сильно искромсал кору двух или трех из них, что любой благоразумный судья наверняка изолировал бы меня от общества, если бы увидел, что я веду себя как сумасшедший, бросаясь с ножом на деревья, которые не сделали и не могли сделать мне ничего плохого.
Четыре часа спустя я вернулся в храм, неся три ствола бамбука, превращенные в сосуды и наполненные жидкостью, которая, как я надеялся, поможет нам выбраться из этого гиблого места еще до заката солнца.
— Посмотрите, что я принес! — воскликнул я, с гордым видом показывая на результат своей работы. — Целое море жидкого каучука!
— А-а, прекрасно, — равнодушно произнес профессор, едва удостоив меня взглядом. — Поставь это вон туда, в угол, рядом с тем, что принес Иак.
Повернувшись туда, куда он мне показывал, я увидел более десятка прислоненных к стене стволов бамбука — таких же, какие принес я. Они были до самого верха наполнены соком каучуковых деревьев.
За то время, в течение которого я отсутствовал, Касси, Валерия и профессор сумели сделать невозможное — то есть именно то, что я предложил им сделать всего лишь неполных пять часов назад: они очень прочно соединили друг с другом края куполов четырнадцати парашютов, пропуская стропы через проделанные в краях этих куполов дырочки и связывая концы строп друг с другом такими замысловатыми узелками, до которых додумалась бы не каждая портниха. Уже заканчивая свою работу, они самодовольно улыбались от осознания того, что сумели применить свой интеллект для решения практической задачи.
— Замечательно, — сказал я, подходя к ним и видя, что они уже почти закончили. — Вы просто мастера по части высококлассного шитья.
— Голод, как известно, заставляет шевелить мозгами, а мне сейчас очень даже хочется есть, — усмехнулся профессор.
— Шевелить мозгами заставляет не только голод, но и страх… — добавила его дочь. — Он заставит додуматься до чего угодно.
— Надеюсь, у Иака не уйдет много времени на то, чтобы принести нам на обед немного фруктов, — сказала Касси. — Лично я страх в себе подавить могу, а вот голод…
— Итак, нам осталось только намазать жидким каучуком швы, чтобы сделать их герметичными, — сказал я, глядя на расстеленное на полу огромное полотно. — Как объяснил мне наш друг Иак, сначала необходимо развести маленький костер, чтобы подогреть на нем содержимое этих бамбуковых «контейнеров». Затем нужно смазать швы получившейся массой, пока она горячая и клейкая, при помощи чего-то вроде шпателя. Когда эта масса остынет, она превратится в мягкую и липкую резину — то есть как раз в то, что нам нужно.
— Думаешь, у нас что-то получится? — спросил профессор, скептически глядя на огромное разноцветное полотно, которое они смастерили из материи четырнадцати парашютов.
— По правде говоря, я этого не знаю, — ответил я, пожав плечами, — но нам по крайней мере есть чем заняться сегодня.
Все присутствующие — кроме, пожалуй, меня — восприняли мой ответ как шутку, а потому не придали ему большого значения. Мы общими усилиями развели костер, подогрели сок каучуковых деревьев и, используя куски коры, начали намазывать им швы, стараясь не пропустить ни одного миллиметра, потому что в противном случае пришлось бы поставить крест на нашем плане побега, на моем изобретении и, вполне возможно, на наших жизнях.
Мы были вынуждены пошевеливаться, потому что подогретый сок каучуковых деревьев, остывая всего за несколько секунд, превращался в массу, намазать которую на что-либо было уже невозможно.
Мы почти закончили, когда я вдруг услышал далеко за своей спиной чьи-то шаги и, обернувшись, уже открыл было рот, чтобы упрекнуть Иака за то, что он так долго собирал фрукты.
Однако мой взгляд встретился с взглядом не туземца, а совсем другого человека, который, остановившись у двери, с любопытством смотрел на нас.
— Ух ты!.. — сказал этот человек, доставая из ножен огромный мачете. — Как я рад видеть вас снова… Причем уже всех вместе… — добавил он, посмотрев на Валерию. — Похоже, что я все-таки смогу выполнить свою работу.
106
Пока Соуза таращился на Валерию, я, стараясь не привлекать его внимания, сделал осторожный шаг в сторону оружия, которое мы — очень даже некстати — поставили, прислонив к стене, на пол возле самого выхода, то есть очень близко от того места, где сейчас находился наемник.