Черный камень Аманара
Шрифт:
Улыбка Конана стала еще шире.
– Этого уже и не требуется. Эти твари, которых мы сегодня ночью убивали, носили сапоги как раз такие, как были на тех, кто украли подвески и все остальное из дворца Тиридата. Ты можешь быть уверен, что они служат одному и тому же господину.
– Демоны! – произнес Абериус, качая головой. – Этот парень хочет, чтоб мы сражались за сокровище против демонов!
Остальные угрожающе забубнили. Конан быстро продолжал:
– О каких демонах ты говоришь? Я вижу только тварей с кожей, как у змей, но не демонов. – Конан говорил все быстрее и громче, чтобы заглушить возражения. – Безразлично, как они выглядят, вы, в конце
Бандиты начали смеяться, а Абериус покраснел.
– Это не играет никакой роли! Это не играет никакой роли, поверьте мне! Я не могу больше найти следов, и я не услышал от этих чудовищ ни одного слова, которое было бы нам понятно.
– А я говорю, что уже не имеет никакого значения, можешь ли ты найти след, – возразил Конан. – На рассвете мы позволим этим двоим бежать. Их-то следы ты с легкостью отыщешь.
– Они оба ранены, – ответил Абериус, уже почти отчаявшись. – Они вряд ли проживут еще хотя бы час.
– И все-таки это шанс. – Конан возвысил голос. – Шанс выйти на золото и драгоценные камни, на сокровище короля. Кто за золото? Кто за Рыжего Ястреба? – Он извлек меч из ножен и поднял его над головой. – Золото! Рыжий Ястреб!
Мгновение спустя все они, кроме Абериуса, уже размахивали клинками.
«Золото! – ревели они. – Золото!» – «Рыжий Ястреб!» – «Золото!»
Абериус поджал тонкие губы. «Золото! – крикнул он наконец и высоко вознес в воздух свое копье. – Рыжий Ястреб!» Его глазки сверкали на Конана со смертельной ненавистью.
– Хорошо! – Голос Конана покрыл их вопли. – Выпейте еще разок вкруговую, а потом успокаивайтесь. Мы выступаем рано утром!
– Золото! – взревели они хором, отступая назад.
Конан подождал, пока они почти дойдут до костров, прежде чем повернуться к Кареле. Она смотрела на него сумрачно и неподвижно. Он успокаивающе протянул к ней руку, но она отбросила ее и исчезла в своей палатке, не сказав ни слова. Конан, совершенно сбитый с толку, проводил ее глазами.
– Я уже как-то говорил, что у тебя хорошо подвешен язык. – Ордо вложил саблю в ножны. – Но, пожалуй, это даже больше, чем просто хорошо, Конан из Киммерии. Меня не удивит, если ты в один прекрасный день заявишь, что ты генерал или даже король. То есть, если ты живым вернешься из этих гор. Если вообще кто-нибудь из нас вернется.
– Что это с ней? – спросил Конан, не реагируя на его слова. – Я же сказал ей, что я это делаю не для нее, а для себя. Я не нарушил клятвы, которую она заставила меня дать.
– Она думает, что ты хочешь через нее руководить всей бандой.
– Очень глупо с ее стороны.
Ордо, казалось, не слышал его.
– Я только надеюсь, что ей не так скоро станет ясно, что то, что сегодня произошло, никогда уже не будет забыто. Дай ей, Митра, время на то, чтоб она могла это понять.
– Что ты там бормочешь, одноглазый ворон? Или какой-нибудь из ударов повредил сегодня ночью тебе мозги?
– Значит, ты этого не понимаешь? – Голос бородатого звучал подавленно. – То, что однажды было поломано, можно снова соединить, но все равно остаются трещины, и они будут все время ломаться, пока не развалятся окончательно.
– Пока
– Само собой разумеется. – Ордо зевнул. – Доброго сна, киммериец, и будем надеяться, что мы сумеем пережить еще и завтрашнюю ночь.
– Доброго сна, Ордо.
После того, как одноглазый исчез в той стороне, где горели лагерные костры, Конан посмотрел на палатку Карелы возле скалы. В свете лампы был виден ее силуэт. Она умывалась. Вскоре после этого она прикрутила лампу. Тихонько ругаясь про себя, Конан завернулся в свой плащ и улегся под прикрытием выступа скалы. Доброй ночи, ха! Эти женщины!
Имхеп-Атон покинул свое укрытие на горе над лагерем разбойников и ушел в темноту. Когда он добрался до места, где тени на скалах, казалось, сгущались еще больше, он вошел в большую, ярко освещенную пещеру. Его лошадь и вьючный мул были привязаны возле стены. Его одеяла лежали развернутые возле костра, над которым на вертеле жарился заяц. Рядом стоял ларец, где находилось все необходимое для его колдовского ремесла.
Чародей потер глаза, потянулся и размял затылок. Одно волшебство потребовалось ему для того, чтобы использовать глаза орла; второе – чтобы превратить ночь в яркий день для его взора; третье – чтобы слышать все, о чем говорится в лагере. Выполнить все три одновременно было трудно, и это вымотало его так, что сверлящая боль поползла по всему его телу от головы до поясницы.
Но то, что он узнал, стоило всех этих неудобств. Эти идиоты вообразили, что они по доброй воле повернут своих лошадей. Он спрашивал себя, что же они подумали бы, если бы узнали, что они просто собаки, которые напали на медведя и погибнут после того, как обратят на себя его внимание. А он, охотник, придет за добычей.
Улыбаясь, волшебник с удовольствием приступил к ужину.
Глава 16
Аманар сидел на своем золотом «змеином» троне и смотрел на четырех танцовщиц. Они гибко извивались и раскачивались на мозаичном полу только лишь для его развлечения. Несмотря на то, что они были раздеты – за исключением золотых цепочек со звенящими колокольчиками на запястьях и щиколотках – на их нежной коже поблескивал пот. Причиной тому была не жара, а их страх перед новым господином. Четыре музыканта из людей играли для них на флейтах, но они держали глаза опущенными. В цитадели было лишь немного слуг-людей, и никто из них не осмеливался поднимать взгляд.
Аманар наслаждался их страхом, который так явно исходил от четырех женщин, наслаждался не меньше, чем видом их прекрасных обнаженных тел, которые они должны были бесстыдно выставлять перед ним. Пятая танцовщица, золотолазая Ясмин, была первой, которую отдали человеку-ящерице Сите под душераздирающие вопли. Угрозы вызывают больше страха, когда выясняется, что они будут претворены в жизнь. Ей все же каким-то образом удалось перерезать себе горло клинком огромного с’тарра.
Аманару пришлось собрать всю свою волшебную силу, чтобы поддерживать в девушке жизнь хотя бы до того момента, когда она сможет быть принесена в жертву Морату-Аминэ. Но из-за того, что все произошло так стремительно, он не получил от нее никакого удовольствия. В любом случае он принял предосторожности, чтобы впредь ничего подобного не произошло...