Черный камень. Сага темных земель
Шрифт:
— Он на месте,— проворчал Бакнер.— Если он и ходил после того, как его убили, то теперь не ходит. Но что с фонарем?
Направив луч фонаря во тьму верхнего этажа, он стоял, хмурясь и покусывая губу. Трижды он поднимал револьвер.
Грисвел читал его мысли. Шериф боролся с искушением взлететь по лестнице и помериться силами с неведомым противником. Но осторожность взяла верх.
— В темноте мне там делать нечего,— пробормотал он.— Фонарь, думается, опять откажет. Он повернулся и посмотрел на Грисвела в упор.— Нет смысла гадать, что да как. Тут кроется какая-то чертовщина, и кажется, я догадываюсь какая. Не думаю, что Браннера убили вы. Убийца сейчас там, наверху, кто бы он ни был. В вашем рассказе мало здравого
Когда они вышли на просторную веранду, звезды уже поблекли. Бакнер уселся на балюстраду лицом к двери, не выпуская револьвера из руки. Грисвел устроился рядом, привалился лопатками к растрескавшимся балясинам. И закрыл глаза, радуясь ветерку, приятно студившему голову.
Происходящее казалось сном. Он был чужаком в этом краю — обиталище черного ужаса; над ним нависла тень петли, поскольку в этом таинственном доме лежит с раскроенным черепом Джон Браннер… Эти мысли витали в мозгу, словно тени, пока не утонули в серых сумерках сна, незваным гостем пришедшего в усталую душу.
Он проснулся на рассвете, не забыв ни одного кошмара минувшей ночи. Сосны тонули в тумане, его извивающиеся жгуты переползали через разрушенную ограду. Шериф тряс Грисвела за плечо:
— Проснитесь! Уже утро!
Грисвел поднялся, морщась от боли в затекших членах. Лицо у него было землистое, постаревшее.
— Я готов идти.
— Я там уже был.— В глазах Бакнера отражался свет зари.— Не стал вас будить. Поднялся туда сразу, едва рассвело. И ничего не обнаружил.
— А следы босых ног?
— Исчезли.
— Исчезли?!
— Да, исчезли. Вокруг того места, где кончаются следы Браннера, нарушен слой пыли. Она заметена в углы. Мы опоздали. Пока тут сидели, кто-то уничтожил следы, а я ничего не слышал. Я обыскал весь дом. Ума не приложу, где может прятаться убийца.
Грисвел задрожал, подумав о том, что спал на веранде один.
— Что теперь делать? — апатично спросил он.— Мне нечем доказать свою невиновность.
— Отвезем в полицию тело Браннера,— сказал Бакнер.— Объяснения я возьму на себя, иначе вас немедленно арестуют. Ни районный прокурор, ни судья, ни присяжные вам не поверят. Я сам расскажу, что сочту нужным. Я не намерен вас арестовывать, пока не разберусь во всем окончательно. В городе никому ничего не говорите. Я сообщу прокурору о гибели Джона Браннера от рук неизвестного или группы неизвестных и о том, что я веду расследование. Вы рискнете провести здесь еще одну ночь? Спать в той же комнате, где спали вместе с Браннером?
Грисвел побледнел, но ответил так же твердо, как, наверное, предки его выражали решимость защищать свои дома и стада:
— Да, рискну.
— В таком случае помогите перенести труп в вашу машину.
Когда Грисвел увидел в белом свете зари бескровное лицо Браннера и прикоснулся к холодной, влажной коже, рассудок его взбунтовался. Они несли свою страшную ношу через лужайку, и серый туман оплетал их ноги холодными щупальцами.
2
Вновь сосны отбрасывали длинные тени, и вновь по старой дороге ехали двое. Машина с новоанглийской лицензионной табличкой подпрыгивала на ухабах. За баранкой сидел Бакнер — у Грисвела слишком расшатались нервы. Он осунулся, побледнел, щеки ввалились. Страх не покидал, парил над ним черной птицей. Днем Грисвел не мог спать, не чувствовал вкуса еды.
— Я обещал рассказать о Блассенвиллях,— сказал Бакнер.— Это были гордые, спесивые и чертовски жестокие люди. Со своими неграми они обращались похуже, чем другие помещики в округе, надо думать, тут сказывалась их вест-индская закваска. Старики говорят, злобные они были, особенно мисс Селия. Негры верили, что когда кто-нибудь из Блассенвиллей умирал, в ближайшем сосняке его обязательно поджидал дьявол. Так вот, после Гражданской войны они на удивление быстро перемерли, а усадьба пришла в запустение. Остались только четыре молоденькие сестры. На полях у них работало несколько негров, живших в старых лачугах, но все равно сестры едва сводили концы с концами. Жили они замкнуто, стыдясь своей бедности. Бывало, их месяцами никто не видел. Если нуждались в припасах, отправляли в город негра.
Однако, когда у сестер поселилась миссис Селия, в городе об этом узнали. Она прибыла с одного из островов Вест-Индии, откуда пошел весь их род. Красивая была женщина, видная, лет тридцати, может, чуть старше. Но с местными она общалась не чаще, чем сестры. Она привезла с собой служанку-мулатку, и этой мулатке на своей шкуре довелось узнать, что такое жестокость Блассенвиллей. Я знавал старого негра, так он клялся, будто на его глазах миссис Селия привязала голую служанку к дереву и била кнутом. Когда мулатка исчезла, никто, понятно, не удивился. Люди решили, что она сбежала.
Однажды, было это весной тысяча восемьсот девяностого года, в городе появилась мисс Элизабет, самая младшая из сестер. Впервые в жизни, наверное, сама приехала за припасами. Она кое о чем рассказала, правда, сбивчиво и туманно. Все негры от Блассенвиллей куда-то ушли со своим скарбом. Мисс Селия исчезла, ни с кем не попрощавшись. Сестры считали, сказала мисс Элизабет, что она вернулась на родину, но самой ей кажется, что тетка осталась в доме. Она возвратилась в усадьбу, так и не объяснив, что имеет в виду.
Месяцем позже в город пришел негр и сообщил, что мисс Элизабет живет в усадьбе одна. Три сестры исчезли неведомо куда, и сама она не хочет оставаться в доме, но больше ей жить негде. Ни родственников, ни друзей у нее нет. Она чего-то ужасно боится, сказал негр. На ночь запирается в комнате и зажигает свечи.
И вот в грозовую весеннюю ночь мисс Элизабет примчалась в город на своем единственном коне, еле живая от страха. На площади она упала с седла. Оправясь от потрясения, сообщила, что нашла в доме потайную комнату, о которой Блассенвилли забыли лет сто назад. В комнате она увидела трех мертвых сестер, подвешенных к потолку. Когда она бежала по двору, кто-то гнался за ней и едва не зарубил топором. Мисс Элизабет чуть с ума не сошла от страха и не могла объяснить, кто за ней гнался. Ей показалось — женщина с желтым лицом. Тотчас в усадьбу отправилось не меньше сотни добровольцев. Они перерыли весь дом, но ни потайной комнаты, ни останков сестер не обнаружили. Зато нашли топор, всаженный в дверной косяк, и срезанные этим топором волосы мисс Элизабет. Ей предложили вернуться в усадьбу и показать ту комнату, но она, услышав это, едва не померла от страха. Когда мисс Элизабет немного оправилась от пережитого, горожане собрали денег и уговорили ее взять их в долг, поскольку та милостыню брать не хотела, гордая была. Она уехала в Калифорнию.
В усадьбу она больше не вернулась, но вскоре после отъезда прислала почтой деньги, которыми ее снабдили в дорогу. В городе узнали, что в Калифорнии она вышла замуж. Никто с тех пор не покупал дом. Как она его оставила, так он и стоит по сей день. Правда, с годами белые бродяги растащили утварь. Ни один негр не решился бы приблизиться к поместью.
— А что обо всем этом думают люди?
— Большинство считает, что мисс Элизабет маленько тронулась умом, пока жила в одиночестве. Некоторые верят, что девушка-мулатка не сбежала, а спряталась в лесу и отплатила ненавистным Блассенвиллям, убив мисс Селию и трех сестер. Ее искали, прочесали весь лес с собаками, но так и не нашли. Если в доме есть потайная комната, она могла прятаться в ней… если она вообще имеет отношение к той истории.