Черный караван
Шрифт:
— Нет, не забуду. — Кирсанов пытливо посмотрел на меня и продолжал: — Арсланбеков сказал: «Под предлогом борьбы с большевизмом англичане хотят водрузить в Туркестане британский флаг. Хотят превратить Туркестан во вторую Индию». И вы, по его словам, хотите осуществить это руками местного населения, не вводя сюда больших сил. Но, сказал Арсланбеков, в Туркестане вам не на кого опереться. В самом ближайшем времени вы будете вынуждены или бежать, забрав свои пожитки, или же по-настоящему окунуться в кровавую грязь. Это его подлинные слова.
Мне стало не по себе. Но я сдержался и заговорил с тем же внешним спокойствием:
— Вы знаете, капитан, что вас ожидает?
— Знаю! — твердо ответил Кирсанов. — Вы хотите предложить мне свою помощь? Путь к спасению?
— По-моему, вы не нуждаетесь в спасении.
— Почему? Мне всего сорок шесть лет. В Ташкенте ждет жена, ждут дети, старуха мать. Я бы еще хотел жить. Но, честно говоря, не надеюсь на ваше благородство.
— Не надеетесь, потому что чувствуете свою вину. Вы — преступник!
— Нисколько! — ответил Кирсанов спокойно. — Получается парадокс. Вы, гражданин Великобритании, нарушаете границу суверенного государства… Встречаетесь с антиправительственными элементами… подстрекаете их к восстанию, к свержению законной власти… А я, как представитель этой власти, принимаю меры предосторожности. Иначе говоря, защищаю интересы своего правительства, своего народа. Скажите: кто же преступник? Кто должен сидеть в наручниках? — Я сердито кашлянул. Кирсанов продолжал, не переводя дыхания: — Вы на чужой территории действуете как каратель… как вершитель судеб. Где тут справедливость? Где тут логика?
— Вот логика!
Сам не помню, как я занес руку… Изо всей силы хлестнул капитана по щеке и тут же вышел.
Вернувшись к себе, я долго сидел в раздумье. Кирсанов неожиданно обернулся для меня смертельной угрозой. Он мог свести на нет усилия всех шести месяцев. Что делать? Только один выход: убить его и зарыть где-нибудь под кустом саксаула, пока не вернулся генерал. Повесился, мол… Или — пытался бежать… И действовать надо руками Арсланбекова. Кирсанов — его дитя. Пусть сам и рассчитывается с ним!
Пришел капитан Тиг-Джонс. Должно быть, он тоже с кем-то повздорил: лицо его побагровело, в глазах сверкала злоба. Я осведомился о причине его волнения. Швырнув на стол целую пачку бумаг, он яростно заговорил:
— Смотрите: весь город полон этой мерзости! Заклеили все стены, вплоть до мечети бехаистов! Я вызвал начальника полиции, спрашиваю: «Что же делают ваши люди?» Знаете, что он мне ответил? Говорит: «Я не могу поставить часовых у каждой двери». Как вам это понравится? Может же быть такой идиотизм?!
Взяв одну из листовок, я бегло просмотрел ее. Это была большевистская
— Сберегите… Пригодятся в Лондоне, когда будете писать мемуары.
— Еще неизвестно! — Тиг-Джонс улыбнулся, начиная успокаиваться. — Как бы вместо мемуаров не пришлось подписывать протоколы допроса!
— Почему?
— Дела неважные, господин полковник. Если события и дальше пойдут так, то как бы не пришлось нам удобрять землю своими трупами…
Капитан Тиг-Джонс был боевой офицер, проверенный в фронтовой обстановке. В Туркестан поехал охотно, в надежде, что в краях, которые еще не видели британских солдат, ему посчастливится часто менять погоны. Поэтому его пессимизм меня, признаться, удивил.
Если у пего опускаются руки, чего же тогда ожидать от остальных?
Я перевел разговор на другую тему:
— У известной вам Софьи Антоновны живет один художник. Вы знаете его?
— Один раз видел.
— Почему он не призван в армию?
— Говорят, болен. Не годен к строевой службе.
— Чепуха! Никого нет здоровее. Распорядитесь, пусть его сегодня же призовут и отправят на фронт.
Капитан многозначительно улыбнулся. Он, разумеется, понимал, чем вызвана моя забота о художнике. Пускай… Я решил так или иначе переупрямить Екатерину. Говорят, насильно мил не будешь. А может, будешь? Может, увидев, что попала в тупик, она возьмется за ум, вернется на прежнюю дорогу?
Я еще раз намекнул, что заговорил о художнике не случайно.
— Строжайший приказ: призвать его сегодня же!
Тиг-Джонс опять усмехнулся:
— Будьте покойны, самое большее через два часа он будет в казарме.
Я поднялся, предложил закурить и завел разговор о Кирсанове:
— Русский капитан не признается в том, что он большевик. Наоборот, обвиняет Арсланбекова в измене нам. Вы сами допрашивали его?
— Нет… Мне рассказал Арсланбеков.
— По-моему, это просто соперничество. Оба царские офицеры, старые разведчики. Понося друг друга, хотят набить себе цену.
Мы еще поговорили о делах. Капитан рассказал о настроениях в городе, затем перешел к положению на фронте. К этому времени появилась Элен, — я еще раньше условился с ней пойти в город. Ровно в одиннадцать часов капитан откланялся и отправился по своим делам, а мы с Элен вышли прогуляться.
Погода и сегодня была чудесная. Недаром Закаспий называют «солнечным краем». В Асхабаде действительно много солнца. В летние месяцы здесь стоит беспощадный зной. А сейчас, зимой, солнечные лучи только оживляли, снимали усталость. Ласковое тепло, казалось, окутывало нас со всех сторон, подымая настроение, придавая бодрости. Да и воздух был сухой, здоровый. В самые жаркие дни здесь не приходилось потеть так, как, скажем, в Калькутте или Карачи.