Черный карлик
Шрифт:
— У молодого Эрнсклифа, — ответил кто-то. — Но он и шестеро других уже давно отправились по следу.
— Едем за ним, поднимем всю округу, соберем еще людей, а потом нападем на Камберленд — это прибежище грабителей. Будем и мы грабить, жечь и убивать, и пусть достанется прежде всего тем, кто живет поближе!
— Стойте! Прекратите эту болтовню. Рехнулись вы, что ли? — воскликнул один из стариков. — Сами не знают, что говорят! Вы что, хотите разжечь войну между двумя мирными народами?
— Сами же напели нам в уши о геройстве наших отцов, — возразил юноша, — а теперь хотите, чтобы мы сидели сложа руки, смотрели, как сжигают дома наших друзей, и не пытались отомстить. Небось наши отцы так не поступали!
— Мы не говорим, что не надо мстить за Хоббл, Саймон, но нынче надо считаться и с законами, — отвечал еще один благоразумный старец.
— А кроме того, — добавил другой, — я уверен, что и в живых-то уже нет никого, кто бы знал, как можно законно перейти границу в погоне за грабителями. Никто не знал этого лучше Тэма из Уитгрема, но ведь Тэм умер в голодную зиму.
— Да-а, — отозвался третий, — это он участвовал в большом набеге, когда наши преследовали врага до самого Тэрлуолла. То было на другой год после битвы у Филипхоу.
— Подумаешь, — воскликнул один из споривших, — чего тут знать? Поддень кусок горящего торфа на копье или, скажем, вилы, труби в рог, собери своих ребят и можешь отправляться через границу отвоевывать свое добро. А там ограбь какого-нибудь англичанина и отбери у него ровно столько, сколько отняли у тебя. Вот тебе и весь закон границы, принятый еще в Дандреннене во времена Черного Дугласа. Чего тут рассуждать, все ясно как божий день.
— В дорогу, друзья! — крикнул Саймон. — Садитесь на коней да прихватите с собой старика Кадди.
Он знает, сколько угнали скота и сколько добра разграблено у Хобби. Мы сегодня же к ночи заполним его конюшню и хлев скотинкой. А что до его дома, то пусть мы и не сможем его сразу отстроить, зато мы спалим дом какого-нибудь англичанина, как спалили Хейфут. И это будет только справедливо — никто в мире не сможет этого отрицать.
Предложение было встречено криками одобрения со стороны молодежи. В этот момент собравшихся облетела весть, которую передавали шепотом друг другу:
— Идет сам бедняга Хобби. Он поведет нас!
Несчастный герой дня спустился с холма и стал проталкиваться через толпу. Обуревавшие его чувства не давали ему говорить, и он лишь молча пожимал протянутые ему со всех сторон руки друзей. Этим жестом соседи и родные выражали ему сочувствие в постигшем его горе. Когда он пожимал руку Саймону Хэкберну, он наконец заговорил:
— Спасибо тебе, Саймон, спасибо, друзья. Я понимаю все, что вам хочется сказать мне. Но где сейчас находятся мои?.. Где?..
Он замолчал, как бы не решаясь назвать имена тех, о ком хотел спросить. Друзья, разделявшие его чувства, молча указали ему на домик Эннепл, и Хобби устремился к нему с такой поспешностью и отчаянием, будто решил разом узнать все самое худшее. Отовсюду послышались громкие сочувственные возгласы:
— Бедняга.., бедный Хобби!..
— Сейчас он все узнает!
— Но ведь должен же Эрнсклиф разведать что-нибудь о бедной девушке!
Этими возгласами пока и ограничилось дело. У собравшихся не было опытного предводителя, который мог бы повести их за собой, и они остались ждать возвращения Хобби, готовые повиноваться его приказаниям.
Встреча Хобби с семьей была в высшей степени трогательной. Сестры бросились ему на шею и чуть не задушили его в своих объятиях, будто задумали лишить его возможности оглянуться вокруг и заметить отсутствие той, которая была ему дороже всех на свете.
— Да храни тебя господь, сынок. Только он один может помочь, когда, подобно хрупкой тростинке, сломлены все земные надежды.
Этими словами старая дама приветствовала своего несчастного внука. А тот беспокойно оглядывался вокруг, в то время как две сестры держали его руки, а третья повисла у него на шее.
— Я не всех вижу.., дайте сосчитать: бабушка, Лилия, Джин и Эннот, но где же…
Он вдруг замолчал и потом, как бы пересилив себя, продолжал:
— Где Грейс? Не может же она прятаться от меня в такой момент! Теперь не время для шуток.
«О братец!», «Наша бедная Грейс!» — эти восклицания были единственным ответом на его вопрос, пока не поднялась старушка. Осторожно отстранив от внука плачущих девушек, она усадила его на стул.
Затем со спокойствием, порождаемым лишь искреннею набожностью, которое, разливаясь, как масло по воде, умеряет разбушевавшиеся чувства, она сказала:
— Сынок, когда твоего деда убили на войне и я осталась с шестью сиротами без крова и без куска хлеба, я нашла в себе силу все претерпеть, и эту силу мне ниспослал господь. Я говорила себе: «Да свершится воля господня». Сынок, в наш мирный дом вчера вечером ворвались грабители, вооруженные, я масках. Они все разграбили и уничтожили и увезли с собой нашу Грейс. Молись, чтобы господь дал тебе силы, и повторяй: «Да свершится воля господня!»
— Матушка, матушка! Не принуждай меня.., я не могу.., только не сейчас… Ну, грешный я, грубый человек… Вооруженные, в масках… Увезли Грейс! Дай мне мой меч и походную сумку отца. Я буду мстить, даже если бы мне пришлось отправиться в ад, чтобы найти их!
— Сынок, сынок! Смирись под карающей лозою.
Кто знает, когда он отведет от нас свою длань? Юный Эрнсклиф — да благословит его господь! — отправился в погоню вместе с Дэви из Стенхауза и другими молодцами, которые подоспели первыми. Я крикнула им, чтобы они не тушили пожар, а лучше погнались за грабителями и отняли у них Грейс. Так что не прошло и трех часов, после набега, как Эрнсклиф и его друзья были уже в пути. Господи благослови его! Он делает честь имени Эрнсклифов. Он сын своего отца и по-настоящему преданный друг.
— Преданный друг, вот уж верно! Благослови его господи! — воскликнул Хобби. — А теперь на коней и вперед! Присоединимся к погоне!
— О сын мой, прежде чем ты отправишься в опасный путь, повтори вместе со мною: «Да свершится воля господня!»
— Не принуждай меня, матушка, только не сейчас.
Он уже был на пороге, когда, оглянувшись, заметил горестное выражение на лице старушки. Тогда он поспешно вернулся, бросился в ее объятия и сказал:
— Да, матушка, конечно я скажу: «Да свершится воля твоя, господи», раз это послужит тебе утешением.