Черный клинок
Шрифт:
– Если надо поговорить, – сказал он, – проходите внутрь.
Около дверей он сунул руку в горящий мусор, достал головешку и прикурил от нее. При этом Вулф заметил, как перекатываются у него мускулы. Несмотря на худобу, Паркер оказался довольно жилистым.
Внутри хибары царила духота, пахло дымом, капустой и человеческим потом. На стенах красовались цветные глянцевые фотографии, вырванные из журналов для богатых: экзотические моторные яхты, личные самолеты, сверкающие белизной особняки на пляже Палм-Бич
Разномастные лампы на упаковочных ящиках освещали старый половик из сизаля на бетонном полу, нишу для мини-кухни, обитую листом рифленой жести, и напротив нее – старое выцветшее одеяло, закрывающее проход в другие помещения.
Паркер открыл хрипящий от старости холодильник, извлек оттуда три банки пива – себе, Чике и Вулфу – и уселся в покрытое чехлом кресло. От этих умеренных движений в комнате поднялось слабое облачко пыли, которое, впрочем, тут же осело. Вулф и Чика расположились на простых плетеных стульях, явно много раз ломанных и чиненных.
– Нам надо побыстрее покинуть этот город, штат и вообще страну, – заявила Чика.
Это вызвало у Паркера ухмылку.
– Неужели этот дерьмовый фараон в бегах? Тогда у меня сегодня праздник.
– Сума здесь, – напрямик сообщила Чика. – Он уж наверняка все сделает, чтобы нас остановить.
Паркер задумался.
– Любому, кто поможет вам, придется иметь дело с Сумой, – изрек он наконец.
– Если мы исчезнем достаточно быстро, у Сумы не будет на это времени, – возразила Чика. – Ему нужны именно мы.
Паркер снова ощерился, показав металлические коронки.
– Ну ты и штучка. Понятно, почему из-за тебя многие ребята гадят под себя со страху, – промолвил он и бросил окурок в банку из-под томатного соуса «Контадина». – Ну да ладно, посмотрю, что можно сделать.
Он встал и удалился за полог из старого одеяла в другую часть хибары.
Чика подошла к двери и выглянула наружу. К пиву она не притрагивалась.
– Что бы вы сделали, не сломай я ключицу у этой двуногой крысы? – поинтересовался Вулф.
– От меня ничего не требовалось, – отозвалась Чика.
– Вы предвидели это конкретное будущее?
– Вероятно, я вам больше верю, чем вы мне.
Сквозь открытую дверь они видели, как идет своим чередом жизнь в «городе безнадежных», похожая на жизнь любой из стран «третьего мира». «Вот только кто бы мог предположить, что так станут жить здесь?» – подумалось Вулфу.
– Ищете что-то конкретное? – спросил он Чику, уловив ее настороженность.
– Нет, – покачала она головой, продолжая, однако, внимательно осматриваться вокруг.
Заметив голого ребенка, испражняющегося на куче мусора, Вулф вспомнил, как читал доклад городской санитарной службы, быстренько спрятанный
– Вы же знаете, что я пока не могу уехать, – произнес он.
– Очень глупо, – откликнулась Чика. – Сума с удовольствием сожрет вас на завтрак. Послушайте меня, и тогда мне, думаю, удастся сохранить вашу жизнь.
– Вы не понимаете. Я в ответе за смерть Сквэйра.
– У вас нет доказательств.
– Он был одним из моих людей. Попал в беду. Такую большую, что гордость не позволила ему просить у меня помощи, а толкнула на скользкий и опасный путь. А я встал на этом пути, – сказал Вулф, глядя на Чику. – Или вы не в состоянии понять, что такое гордость? Например, мой сенсей – учитель айкидо – не понимал этого.
– Гордость, согласно конфуцианству, грех, – ответила Чика. – Тяжкий и опасный грех.
Десять минут спустя из глубины жилища вынырнул Паркер, неся фотокамеру «Поляроид» для профессионалов. Он сфотографировал их анфас и снова исчез за одеялом, скрытный и молчаливый.
Появившись вновь, он держал в руке два британских паспорта, которые вручил Чике.
– Не бойся. Они сойдут за настоящие, – успокоил он, ковыряя при этом зубочисткой во рту, из которого пахло кошачьими консервами.
– Благодарю, – бросила на него взгляд Чика, пряча паспорта во внутренний карман.
Паркер опять стал сверлить Вулфа взглядом.
– Спокойно, – сказала Чика. – Я же говорила, что он свой.
Паркер что-то проворчал, но тут черты его лица смягчились при виде девочки лет пяти, с негромким криком бросившейся к нему. Он слегка наклонился и поднял ее на руки.
– Кэти, – пробормотал он, обнимая ее, а она уткнулась лицом ему в шею.
А затем, уступая ее громкому «пожалуйста, папочка!», он перевернул ее вверх ногами, держа за щиколотки. Из ее рта, скрытого теперь длинными светлыми волосами, вырвалось хихиканье. Паркер встряхнул ее легонько, и она восторженно завизжала в притворном испуге.
– Почему вы живете в этом аду? – спросил Вулф, указывая на скопище вонючих хибар.
– Потому что жизнь всегда лучше смерти, – отозвался Паркер. Он еще немного потряс Кэти так, как обычно трясут посудину с прилипшим ко дну содержимым. – По лицу вижу, что ты не веришь. Наверное, чтобы полностью понять меня, надо оказаться в моем положении.
Он перевернул Кэти головой вверх и, продолжая держать ее на руках, смахнул у нее со лба волосы. Лицо у девочки раскраснелось. Она оказалась хорошенькой и, как многие дети ее возраста, заражала окружающих своей жизнерадостностью. Она показала Вулфу язык, а Паркер рассмеялся.