Черный Красавчик (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Да, – ответил я.
– Ну что же, – сказал Веселое Копытце, – но надеюсь, что у тебя добрый нрав. Мне совершенно не нравится иметь соседями лошадей, которые кусаются.
Тут над перегородкой показалась еще одна лошадиная голова: уши прижаты, а глаз сердито косит в мою сторону. Голова на красивой длинной шее принадлежала высокой каурой кобылке, которая глянула на меня и сказала:
– Так вот кто выдворил меня из стойла! Довольно странно для молоденького жеребенка: явиться и выставить леди из ее собственного помещения.
– Прошу прощения, – ответила, – но я никого не выдворял! Меня поставил в это стойло тот человек, что привез в имение, я здесь совершенно ни при чем. К тому же, мне четыре года, так что я отнюдь не жеребенок, а взрослый конь.
У себя дома я никогда не вступал в пререкания с конями или кобылами, и мне хотелось бы здесь тоже установить добрые отношения со всеми.
– Ну посмотрим! – фыркнула она. – Я, конечно, не стану вступать в пререкания с подростками!
Я счел за благо промолчать.
После обеда, когда нас выпустили во двор, Веселое Копытце рассказал мне о нашей соседке.
– Дело в том, – объяснил он, – что у Джинджер есть дурная привычка: она оскаливает зубы и может укусить. Когда она жила в твоем теперешнем стойле, она постоянно грозилась, а однажды до крови укусила за руку Джеймса! Мисс Флора и мисс Джесси, которые очень любят меня, после этого случая стали бояться заходить в конюшню. Раньше они приносили мне вкусное угощение: иногда принесут морковку, иногда яблоко или хлеба кусок. Однако, когда Джинджер перевели в свободное стойло, они перестали навещать меня, а мне их так недостает! Я надеюсь, теперь мисс Флора и мисс Джесси снова придут, раз ты не кусаешься и не лягаешься!
Я заверил пони, что, кроме травы, кукурузы, овса или сена, ничего в зубы не беру и не могу понять, какое удовольствие получает Джинджер, кусаясь.
– Не думаю, что она ради удовольствия проделывает такие вещи, – возразил Веселое Копытце. – Это дурная привычка. Видишь ли, она говорит, что к ней никто никогда не подходил с добром, так отчего бы и ей кого-то не укусить? Привычка, конечно, отвратительная, но если правда все то, что она рассказывает,, то с ней очень плохо обращались, прежде чем она попала к нам, сюда. Джон всячески старается сделать ей приятное, Джеймс из кожи вон лезет, чтобы угодить ей, наш хозяин без крайней надобности никогда не пользуется хлыстом, поэтому я думаю, что постепенно Джинджер подобреет.
Веселое Копытце посмотрел на меня умудренными жизнью глазами.
– Мне уже двенадцать лет, – продолжил он, – я многое перевидал на моем веку, и, поверь мне, во всей стране не найдется лучшего места для лошади, чем в этом имении. Джон превосходный конюх, он уже четырнадцать лет здесь работает, а Джеймс добрый, славный мальчик, так что в том, что Джинджер перевели в другое стойло, виновата только она сама.
ГЛАВА V
Доброе начало
Кучера звали Джон Мэнли, у него была жена и маленький ребенок, семья жила в кучерском домике неподалеку от конюшен. На другое утро после моего прибытия Джон вывел меня во двор, где долго мыл и тер щеткой, пока я весь не заблестел. Я было собрался обратно в стойло, но тут пришел посмотреть на меня мистер Гордон. Он явно остался доволен моим видом и сказал:
– Я хотел сегодня утром сам попробовать нового коня, но не смогу из-за дел. Почему бы вам, Джон, не заняться им после завтрака: поезжайте через луг до Хэйвуда, а обратно берегом мимо водяной мельницы. Это даст вам возможность посмотреть его в разных аллюрах.
– Хорошо, сэр, – ответил Джон.
После завтрака он пришел с уздечкой в руках. Взнуздывал он меня не торопясь, тщательно подгоняя ее к моей голове, проверяя, достаточно ли мне удобно. Затем он вынес седло, которое оказалось слишком узким для моей спины, что Джон сразу же заметил, сходил за другим седлом: оно пришлось мне впору.
Вначале он пустил меня шагом, потом рысью, потом легким галопом, а когда мы выехали на луг, он слегка дотронулся до меня хлыстом, и я пошел полным гало-пом.
– Ого, мой мальчик, – сказал Джон, натягивая поводья, – ты, думается мне, с радостью поскачешь за гончими!
На обратном пути мы встретили в парке мистера Гордона и его супругу.
– Ну что, Джон? – спросил хозяин. – Что вы о нем думаете?
– Первоклассный конь, сэр, – доложил Джон. – На ногу легок, как олень, отличная резвость и при этом слушается малейшего движения поводьев. На выезде с луга нам попалась навстречу подвода, сэр, знаете, одна из тех подвод, на которые что только не наваливают: и корзины, и узлы, и бог знает что еще. Вы же понимаете, сэр, лошади при таких встречах часто нервничают, но наш только посмотрел на подводу и спокойненько пошел своей дорогой. А возле Хэйвуда охотились на кроликов, и совсем близко раздался выстрел. Конь задержался, посмотрел и пошел себе дальше, ни вправо не шарахнулся, ни влево! Я только крепко держал поводья и не торопил его. Его, видать, жеребенком не запугивали и обращались с ним хорошо.
– Прекрасно! – мистер Гордон был доволен услышанным. – А завтра я сам на нем поеду.
На следующий день меня подвели к хозяину. Памятуя добрые советы моей матери и прежнего хозяина, я старался делать все именно так, как желал мистер Гордон. Я обнаружил, что он отличный наездник, хорошо чувствует коня и очень считается с ним.
Когда мы возвратились домой, хозяйка ожидала на крыльце.
– Ну что, дорогой? – спросила она. – Как тебе понравилась новая лошадь?
– Я совершенно согласен с оценкой Джона. Более приятного коня вообразить невозможно! Но как мы станем его звать?
– Может быть, назовем его Эбен? Он мастью напоминает черное эбеновое дерево.
– Да нет, мне не нравится это имя.
– А Воронок? Помнишь, так звали старого коня твоего дядюшки!
– Но он куда красивей, чем даже в молодости был дядин Воронок!
– Ты прав, – согласилась хозяйка, – он очень красив, у него такая милая, добт рая мОрда, такие прекрасные и умные глаза… Не назвать ли нам его Черный Красавчик?
– Черный Красавчик? Очень хорошее имя! Мне очень нравится! Так и будем его звать.