Черный Красавчик
Шрифт:
– Ну, понравился? – спросила она, когда мы подъехали.
– Джон прав, – отвечал сквайр. – Лучше вообразить себе невозможно. Только вот как мы его назовем?
– Может быть, Эбони? – предложила жена. – Он будто из черного дерева выточен.
– Нет, – покачал головой сквайр.
– Тогда пускай будет Вороном. Так ведь зовут лучшего скакуна у твоего дяди.
– Да что ты! – возмутился хозяин. – По сравнению с этим конем дядин Ворон никуда не годится.
– Правильно, милый. Наш конь гораздо красивее, – стала внимательно разглядывать меня миссис Гордон. – У него такая добрая морда. И глаза умные. Может быть, назовем
– Неплохо! – воскликнул хозяин. – Черный Красавчик – как раз то, что ему подойдет. Пусть так и останется.
С той поры у меня появилось имя, о чем хозяин немедленно поставил в известность Джона. Вернувшись со мной в конюшню, Джон сказал своему помощнику Джеймсу:
– Сегодня наш хозяин поступил правильно. Наконец-то он понял, что хорошему коню требуется доброе английское имя, а не какие-нибудь там Маренго, Пегасы или, например, Абдуллы. Черный Красавчик – как раз то, что нужно для нашего жеребца.
– А я бы Роб Роем его назвал, – задумчиво произнес мальчик. – Никогда еще не встречались мне столь похожие кони.
– Чего же тут удивительного? – пожал Джон плечами. – Мамаша-то у них одна. Герцогиня фермера Грея.
Я внимательно слушал их, и от волнения ноги мои дрожали. Оказывается, несчастный Роб Рой был моим братом! Теперь-то мне было ясно, почему матушка так убивалась, когда он погиб на охоте.
Скоро мы с конюхом Джоном стали большими друзьями. Он вел со мной долгие разговоры. Постепенно я научился его понимать и поступал всегда так, как ему было нужно. Джон тоже во мне хорошо разбирался. Этот конюх умел чувствовать и понимать мир почти так же тонко, как лошади. Поэтому я никогда не испытывал боли, когда он чистил меня или причесывал. Джеймс Ховард, помощник Джона, был тоже добрым и милым. Так что день ото дня мне становилось на новом месте всё лучше и лучше.
Вскоре мне представился случай поближе узнать и Горчицу. Нас в экипаж поставили парой. Когда меня к ней привели, она прижала к голове уши. Я поежился. Если лошадь тебя так встречает, можно ожидать любых неприятностей. Но мои опасения не оправдались. Работала Горчица прекрасно. Перед подъемом она никогда не сбавляла ход. Мы с ней легко одолевали холмы любой крутизны, и Джону ни разу не пришлось пользоваться кнутом, чтобы нас подогнать. Кроме того, у нас с Горчицей оказался одинаковый шаг. Даже на рыси мы шли в ногу. Хозяин и Джон нас очень за это хвалили, потому что экипаж двигался плавно и быстро. Словом, работать с такой замечательной лошадью было одно удовольствие.
После нескольких дней совместной работы мы с Горчицей совсем подружились. Меррилегс тоже мне делался всё симпатичнее. Он был добродушным и жизнерадостным пони. Все у нас его очень любили. Особенно молодые хозяйки – мисс Джесси и мисс Флора. Иногда они катались на Меррилегсе по саду. А иногда просто играли с ним и со своей маленькой собакой по имени Фриски.
У сквайра Гордона было еще два коня. Их денники находились в другом помещении. Одного из них, невысокого коренастого чалой масти, звали Джастисом. Иногда на нем кто-нибудь ездил верхом, а иногда его запрягали в тележку для грузов. Другим конем был гнедой для охоты Сэр Оливер. Он был уже очень стар, и на охоту его не брали. Но хозяин наш все равно обожал Сэра Оливера и часто ездил на нем по парку.
Иногда Сэр Оливер перевозил по поместью совсем легкие грузы. А иногда ему доверяли прокатить одну из молодых леди, потому что сквайр Гордон доверял ему не меньше, чем Меррилегсу.
Джастис отличался силой, хорошим характером и великолепным телосложением. Встретившись в паддоке, мы не упускали случая побеседовать. Но настоящей дружбы у нас с этим конем так и не завязалось.
Глава VI
Свобода
Условия жизни у сквайра Гордона были просто великолепные. Люди относились ко мне превосходно. В конюшне я разделял общество серого пони и кобылы Горчицы. Едой нас кормили прекрасной. В таком деннике, как мой, с удовольствием поселилась бы каждая лошадь. Казалось, чего еще можно желать? И все-таки мне не хватало свободы.
С самых первых шагов сознательной жизни и до четырех лет я испытал в полной мере свободу. Я привык проводить целые дни на просторном лугу среди друзей-жеребят. Какое же это было славное время! Я мог в любую минуту пуститься галопом по полю. И я бегал кругами до тех самых пор, пока меня не одолевала усталость. Тогда я возвращался к друзьям, и мы беседовали, пощипывая сладкую травку. А как было весело поваляться на мягком лугу! Теперь подобные радости для меня были в прошлом. Конечно же, я тосковал!
Меня угнетало сознание, что отныне я день за днем, месяц за месяцем, год за годом должен стоять в конюшне. Понадобится кому-нибудь ехать, и я смогу размять ноги. Нет – и нужно по-прежнему ждать. Какому-нибудь пожилому коню, который успел отработать на службе лет двадцать, подобная жизнь не только привычна, но и вполне по вкусу. Но попробуйте с этим смириться, когда вы молоды, горячи и беспричинная радость внезапно переполняет вам душу!
Вам хочется крутить головой во все стороны, прыгать, быть может, валяться, а вашу морду стягивают всякие ремешки, во рту – трензель, на глазах – шоры! Нет, нет! Я не жалуюсь. Подобное состояние взрослой лошади – в порядке вещей. Но иногда становится тяжело, и никакая воспитанность уже не в силах сдержать ваших чувств.
В особенности я мучился, когда пробежка оказывалась слишком короткой. Энергия еще бурлила во мне, а меня возвращали в денник. Пока наступало время новой прогулки, я весь исходился от нетерпения. Тело переставало мне подчиняться. Я знал, что должен вести себя хорошо, но ноги не слушались. Они прыгали, бегали, и даже наш конюх Джон ничего не мог с этим поделать. Я понимал, что Джону видеть такое не слишком приятно. Другой конюх, наверное, не удержался бы и как следует меня на казал. Но Джон никогда не выходил из себя.
– Спокойно, спокойно, мой мальчик, – ласково уговаривал он. – Сейчас как следует пробежимся, и зуд в ногах у тебя пройдет.
Он садился верхом на меня. Как только мы проезжали деревню, Джон переходил на рысь, и я мог бежать так хоть несколько миль подряд, пока не уставал. Когда Джон снова ставил меня в конюшню, я пребывал в превосходном расположении духа.
– Отдыхай, отдыхай, Черный Красавчик, – говорил мне на прощание добрый конюх. – Теперь лишняя сила из тебя вышла.
Я провожал его благодарным взглядом. Он разбирался в чувствах молодого коня. К сожалению, часто бывает наоборот. Молодая горячая лошадь не знает, куда деваться от избытка энергии, а непонятливый конюх считает ее капризной. Вместо того чтобы дать вам как следует пробежаться, конюх вас бьет и пугает, а потом еще не может понять, отчего ваш характер портится день ото дня.