Черный Кровавый Триллиум
Шрифт:
Плотная водяная завеса и — прямо под ней — грохочущий скат воды неумолимо приближались. У Анигели перехватило дыхание, и она безмолвно, расширенными от ужаса глазами следила, как надвигалась на нее внезапно обеззвучившаяся пропасть. От страха она никак не могла сформулировать мысленную команду — потребовать, чтобы риморики отвернули в сторону... Не было ни секунды, чтобы перехватить поводья и схватиться за амулет... Поводья натянулись так, что она того и гляди выпустит их из рук. Собственно, ее тело оказалось теперь механизмом, через которое тяга, развиваемая животными, передавалась лодке. Инстинктивно принцесса уперлась ногами в брус, образующий форштевень. Риморики еще поддали — Анигель вскрикнула. Того и гляди, руки
Неожиданно в сознание вновь ворвался оглушающий рев водопада. Мелкая водяная пыль начала оседать на волосах, и в солнечном свете на голове заискрились капельки влаги. Вид гигантской толщи скатывающейся в бездну воды едва не лишил девушку чувств. Перед глазами замелькала сначала глубокая колеблющаяся чернота, потом она рывками начала осветляться — от густо-синего до светло-голубого, Затем мгновение лодка мчалась по бирюзе, которую сменил травянисто-зеленый тон и, наконец, залил сверкающий белый свет: Край обрыва был уже совсем близко — Анигель, ойкнув, выпустила поводья, присела, вцепилась в борта лодки. Что еще накрепко отпечаталось в памяти в тот последний миг, так это два темно-зеленых веретенообразных тела, мелькнувшие в радужных отблесках, пронзившие густую водяную завесу и Тут же скрывшиеся из виду.
В эту же водяную завесу врезался и нос лодки. На мгновение — принцесса невольно глянула вниз — под ним закружили исполинские струи роды. В их круговерти мелькнуло что-то аспидно-черное — не риморики ли? Не может быть!.. Анигель ощутила томительную, невообразимую легкость во всем теле, она словно взлетела в воздух и теперь медленно парила над бездонной синью. Краем глаза выхватила небольшие домики на левом берегу, в окнах которых отражалось небо, прямо открылось широкое русло великой реки, а на самом краю могучего разлива, в той стороне, куда стремилось солнце, куда были направлены перья облаков, — Тассалейский лес.
Она даже не заметила, как приводнилась лодка,— плеснуло в лицо холодной чистой водой, Имму что-то вскрикнула сзади, да риморики, высунув довольные морды, словно крякнули:
Прибыли!
Лодка покачалась поплавком и двинулась вперед. Перед глазами принцессы поплыли радужные круги. Она встала, с трудом поднесла руку ко лбу и тут же без чувств рухнула на дно лодки.
Принцессе Анигели снился сон. Мать ее, королева Каланта, прогуливалась в каком-то незнакомом месте — по-видимому, это был лес, но деревья все высохли, трава пожухла. На королеве было платье, в котором она присутствовала на коронации, на голове — корона... Анигель тащилась за ней. Она сильно отстала и изо всех сил пыталась догнать маму, кричала, просила подождать, но Каланта вроде бы и не слышала ее. Принцессе ничего другого не оставалось, как поторопиться, и Анигель старалась, перешла на бег. Ее сердечко рвалось из груди, ноги уже не слушались — все было напрасно. Еще немного, и она рухнет на землю, заплачет от отчаяния, а мать тем временем совсем скроется из виду. Во сне Анигель не поддалась слабости и продолжила путь.
Затем случилось чудо: королева остановилась, повернулась и улыбнулась дочери. Анигель напрягла последние силы — наконец мама заключила ее в свои объятья.
— Дорогая доченька, самая моя младшенькая,— сказала Каланта. — Я думала, ты никогда не нагонишь меня. Тебе известно, что сестры идут своими путями. Как только мы тебя принарядим, все у нас будет хорошо.
Потом королева подвела дочь к ближайшему ручью, открыла вельветовую черную сумку, достала кусок пахучего мыла и костяной гребешок.
— Сейчас мы тебя умоем,— сказала Каланта,— расчешем, нарядим в богатые одежды, чтобы твои подданные узнали тебя.
Она принялась тереть ей лицо мочалкой — такой грубой и жесткой, что принцесса невольно вскрикнула...
И проснулась.
Она лежала на мягкой подстилке из увядшей травы на берегу Мутара. Какой-то зверек с сероватым, желто-полосатым мехом, узкой мордочкой и умненькими черными глазками лизал ей щеку. Язычок был тонкий, длинный, шершавый... Анигель вскрикнула от удивления — зверек тоже пискнул и юркнул под землю. Норка находилась у виска принцессы. Рядом в кустарнике, покачиваясь на длинной гибкой ветке, во весь голос заливалась маленькая беленькая птичка. Песня ее напоминала отдаленные раскаты грома, в которые вплетались изящные переливчатые трели. Слушать ее было так занимательно, что Анигель на несколько мгновений замерла — в хрипловатом пении нет-нет да прорезывались высокие, странно синкопированные рулады. В нескольких элсах от принцессы текла река. Вода спокойно разливалась по бесчисленным протокам, омывала густо заросшие острова.
Боже мой, жива!
Эта мысль рождалась медленно, для уверенности Анигель подвигала руками и ногами, пошевелила каждым пальчиком, даже носом посопела.
Здорова и невредима!..
Она села. Оглядела себя. Платье было изорвано в клочья, из-под них проглядывало нижнее белье. И сандалии тоже не выдержали. Ремешки лопнули, подметки едва держались на ногах. Поясной ремень был на месте, и — слава Богу! — амулет чуть заметно теплился на груди. И кошелек сохранился... И тыквенная бутылочка... Кожа покрыта грязью — все уже запеклось, по-видимому, она не один час пролежала на берегу. На голове колтун!.. Самое удивительное, она совершенно не помнит, как очутилась здесь.
Осторожно пробираясь между выброшенных на берег гниющих бревен, принцесса двинулась вниз по реке. Вся прибрежная полоса была забита сплавляемым лесом, и когда Анигель взобралась на одну из таких куч и глянула назад, перед ней открылась картина, которую совсем недавно ей довелось видеть с высоты птичьего полета. По всему горизонту к северу тянулся высоченный, покрытый редкой шерсткой джунглей уступ, словно в том месте лес вставал на дыбы. Делила этот вал тонкая серебристая полоска водопада. До него было около лиги. Тот глубокий, наполненный синью исполинский омут отсюда не был виден, так же как и строения на левом берегу, которые ей удалось разглядеть за секунды полета. Глазам открывались широкая мелкая река, стремящаяся к югу по многочисленным рукавам, да буйство джунглей, овладевших каждым островком, каждым элсом берега. Яркая зеленовато-голубая листва совсем не походила на ту, к которой она привыкла на Гиблых Топях: бирюзовые листочки были вырезаны иначе, чем в родной Рувенде; Здесь и деревья были другие, и воздух, пропитанный непривычным смолистым духом и странными запахами незнакомых цветов.
Анигель спустилась к воде и замерла — та же радостная мысль родилась в сознании.
«Я жива! — Принцесса в восторге вскинула к небу руки.— Жива-а-а!»
Мгновенно следом она почувствовала укор. Ты жива, а Имму? Где она? Где верные риморики? Девушка беспокойно глянула вверх по течению, потом вниз... Из живности ей на глаза попались только ярко-красные птицы на длинных, голенастых ногах, разгуливающие по мелководью и время от времени погружающие в мутную воду крючковатые клювы.
«Итак, что мы имеем? — уже спокойно и трезво подумала Анигель,— Я сохранила жизнь, но осталась одна. И где — в Тассалейской чаще. Что же теперь делать?»
Может, позвать? Подать голос? А вдруг лаборнокцы осмелели настолько, что рискнули последовать за ней? Ага, только закричи, сразу выскочат из кустов, навалятся, начнут руки крутить. Впереди этот, его светлость. Бандит, а не светлость! Хотя производит впечатление благородного человека.
Так что же делать? Куда идти? Здесь такие дебри — никаких тропок! Только вот эта узкая полоса, заваленная бревнами. Стоит только отойти от берега, и можно сразу заблудиться.
Неужели Имму и риморики погибли?