Черный квадрат
Шрифт:
И тогда только поняли и ученые и художники, что значит истина, и стали поступать в партию социалистов; правда, социалисты, в свою очередь, будучи нераздельным атомом, в конце своего прогресса также распались и разложились, как и атом, и теперь сами не знают, где же истина — в электроне и в Zе[онах]?
Также и религия распалась и разложилась, и народ не знает, где истинный свет — в Луне или в Солнце, <люди> запутались среди двух сосен. Художники и ученые, приняв то или другое учение, ходили и верили проповедям в храмах и <на> трибунах, как благочестивые мужи, свой труд приносили на алтарь тем или другим проповедникам, которые ловко пользовали из них себе выгоды, они ходили в ризах, а художник в рвани, с тряпкой, замотанной на шее в виде галстука; тоже и прихожанин,
Летят автомобили, строятся дворцы и живут в них вожди, а ученые и художники тоже «живут» да посвистывают и издали любуются на свои произведения; иногда дается и им пропуск поближе посмотреть.
Так вот, художники и ученые, объявите забастовку и выстраивайте только то производство, которое нужно вам для успешного вашего любознания, не давайте науку никому, ибо те, кто берут и пользуют вашу науку (вы знаете кто), устраивают научный разврат, тоже разврат в Искусстве, ибо сами находятся в пищевом разврате.
Среди вас, ученые, как среди художников, есть те лакействующие люди, которые рады услужить и улыбаться, эти же ученые уже инженеры, которые пользуют науку как чистое знание в угоду телесному разврату учителей религии и других идей. Для этого нужно вам перестроить все университеты наук и художественные <институты, основав их> только на точке зрения таковых Искусств.
Выход из всех партий харчеоформителей и учений религиозных нужно совершить немедленно, чтобы предупредить раздор среди ученых и художников. Ни один художник не разобьет произведение другого художника, если оно чисто и освобождено от постороннего элемента. Ибо вся враждебность в течениях Искусства была вызвана именно строем харчеоформителей, их прогрессом (конечно, и мне теперь яснее становятся причины раздоров, так как измерение Искусства шло через культуру харчевников — техников-временщиков.
Измеряя по ним, смотришь, и Искусство становится временным, и художники становятся временщиками, ибо и меры меняются).
Радуются художники, когда им удается осчастливится, вымазать на холсте лик попа или госвождя, радуются ученые, что поп или госвождь использует его научное открытие, сделает себе самокат с радием, а сам <ученый> стоит на панели и держит свою голову на дрожащих ногах (но зато радуется).
Таким или через такой образ нужно понять, что не все золото, что блестит, что не все учения являются для Искусства золотом или жизнью, что и производства не все обязательны с точки зрения Искусства.
И что все взаимоотношения между людьми могут быть только достигнуты через веру в Христианского Бога или Социалистического, что они, мол-де, дают Бога-«свободу» всему, и Искусству, и науке, и смертным гражданам. Но достигнуть <люди> этого не могут, чем больше стремятся, тем больше дымит заводов, тем труднее людям вырваться из этой копоти. И они уподобляются людям, больным зудом, которым кажется, что зуд при расчесе приятен, и <больной> дерет без конца, а потом от боли не знает куда деваться.
Религия рекомендует свои услуги и убеждает, что благо можно приобрести только в загробной жизни, там, где существует Бог, <священнослужители> обещают это, понизив все понимание Бога и самую загробную жизнь, изобразив ее так, что ни сами, ни их слушатели ничего не могут понять, как только верить и умереть.
Тоже и вожди других учений, другого сорта и качества, получение материальных благ обещают дать на земле, но при условии приятия «будущего», т. е. другого сорта загробной жизни, где воцарится Бог-Социализм.
И поп и вождь предлагают и предупреждают, что достижение этих Богов должно совершиться через большую борьбу, через смерть, призывая одни к терпению, другие <к> нетерпению.
Но в этом случае первые, обещающие благо за гробом, оканчивают свое дело со смертью. Смерть является проводами в иную жизнь, которая становится скрытой, весь прогресс окончен при жизни.
Другая обещает не мертвым, но живым благо на земле; эту мысль высказывал и Христос, что мертвое мертвым, а живым живое. Но в этом случае мы встретимся с осложнением и невозможностью достигнуть блага на земле, благо на земле можно достигнуть лишь при одном условии — это остановить мысль, остановить
57
Этот пассаж перекликается с дарственными надписями, сделанными Малевичем на книжках «Бог не скинут», подаренных ученику и последователю Илье Чашнику и поэту-обэриуту Даниилу Хармсу. Надпись Чашнику: «Идите и останавливайте культуру. И. Чашнику. Культуре как верблюду трудно перелезть через ушко иголки, ибо она стремится умом, разумом и смыслом пройти в то что не имеет ни разума ни смысла ни ума. Разумный или умный не войдет в безумного. К. Малевич. Витебск апрель 1922 г.»; надпись Хармсу: «Д. И. Хармсу. К. Малевич. 16 февраля 27 г. Идите и останавливайте прогресс. КМ.».
Тогда третьи вожди взяли другую линию — сидеть всем на своих местах велели и свергать образы правления; тогда народ стал свергать образ за образом — бег на месте, бег внутри (себя, своей страны), ставя все новые и новые образы; и собираются <люди> это проделывать до той поры, пока не установят образ социализма. На всем земном шаре тогда возникнет братство, обжорство по «его силам и его способностям», и наступит мир.
Понял Христос все, когда сказал, что царство небесное внутри нас есть, и никто не может указать, что оно находится в другом месте, и в этих словах можно усмотреть то обстоятельство, которое говорит, что искать блага в другом месте нельзя, нет движения и нет пути к нему.
Но этого мало, благо внутри нас — в одном случае, благо в прогрессе — в другом случае, прогресс же находится в сознании, а сознание внутри нас. Но это сознание, оказывается, определяется бытием, обстоятельствами, которое само сознание не может понять и уяснить; бессознательные причины хотят оформиться в сознании, и тогда обретем благо через столкновение сознания и бытия (в борьбе). Отсюда идет борьба внутренняя, переходящая в галлюцинацию образований этих благ, которые переходят в желание реализовать<ся>.
Таким образом, внутренние движения переходят вовне и творят то, что мы называем жизнью.
У Моисея внутреннее движение перешло в реальность, образ новой земли и блаженного устройства народа. <Оно> заставило его подговорить народ к бегству, и народ, уверовав, побежал за ним, преодолевая великую нужду в своем пути. И оказывается, что и там не лучше было.
Тогда другие вожди взяли на себя смелость бегать по земному шару с народом, но как ни бегали, уютного места не нашли.
Но оказывается, что образ социализма не так легко реализовать, бытие никак не может его оформить в сознании, и в результате наступили новые социалистические войны из-за этого образа правления, который вдобавок <оказался> разноликим, и каждое лицо его иное (вдобавок диалектично), и ввиду его многообразности происходит война, смятение (иначе, народные волнения), а образа <социализма> нет и нет, все только временные правления впредь до избрания этого образа учредительным собранием.
Дальше должно все благо появиться тогда, когда будет установлен экономический базБог <база-Бог> под каждое явление, которое хочет кушать; но оказывается, что этот экономический баз Бог до того обжорлив, что вся природа при содействии Солнца, подавая на Землю четыреста тысяч биллионов лошадиных сил для обработки харчевого дела, не может накормить народец, живущий на ней, — один миллиард лошадей на одного едока не успевает.
На подмогу Солнцу дымят заводы и бегают и вертятся машины, приводят электричество — все для того, чтобы построить экономического баз Бога. И обещанное некогда вождями дикому человеку благо через прогресс, культуру сегодня оказалось полным обманом, внуки его теперь, на арканах привязанные одним концом за шею, другим за трубу заводскую, бегают возле своей прогрессивной культурной и научно-исторически обоснованной трубы.