Черный легион
Шрифт:
— Что?! — изумленно воскликнул архиепископ. — Опасность? Папе?
— Вы сегодня же должны отправиться в Рим и добиться у него аудиенции… Повторяю: сегодня же, немедленно.
А дальше он добрых два часа инструктировал Ориньяка, как и о чем тот должен говорить с викарием Иисуса Христа Пием XII, на кого ссылаться и какими аргументами убеждать.
— И что, по-вашему, все это я так и должен говорить от имени никому не известного монаха Тото из ордена христианских братьев? — осмелел архиепископ от безысходности своего положения. — Вы в самом деле считаете, что папа римский придаст вашему предупреждению хоть какое-то значение?
— Прежде всего я уверен, что папа римский, как и вы, преподобный, вовремя поймет: монах Тото — всего лишь посох в руке Моисеевой. Тот посох, благодаря которому английская разведка попытается вывести папу и его кардиналов через нацистскую пустыню на землю обетованную. Во спасение их же душ и тел. И тел, синьор Шарден, да-да, и тел — тоже.
— Я уже убедился в этом.
— Так неужели папа римский не в состоянии прозреть настолько, чтобы понять: никто не решился бы гнать в столь далекий путь самого архиепископа Шардена, если к тому его не принудили исключительные обстоятельства. Ис-клю-чительные.
Молчание архиепископа длилось ровно столько, сколько нужно любому благовоспитанному человеку, чтобы засвидетельствовать свое понимание ситуации и уважение к человеку, жертвенно заботящемуся о Святом престоле.
— Мне не нужно объяснять, что такое в наши христоубий-ственные дни исключительные обстоятельства. Я готов.
5
Отыскать старое кладбище и нищего на нем оказалось делом несложным. Выслушав его, нищий — еще довольно крепкий седобородый старик — недоверчиво осмотрел Курбатова и сердито пробасил:
— Говоришь ты что-то не то, служивый. Слова какие-то чумные.
— Передай, что велят.
— Кому ж передать, адмирал?
— Кому велено.
— А мне велено все, что ни услышу, в энкавэдэ передавать, — насмешливо уставился на подполковника нищий.
И Курбатову показалось, что хитроватые глаза его, ироничная улыбка делают нищего намного моложе, чем он предстает перед сердобольными горожанами.
— В энкавэдэ и передай, жук навозный.
— Неучтиво говоришь, адмирал, неучтиво, — смиренно укорил его нищий.
Курбатов понял, что что-то не сработало. Нищий ведет себя явно не так, как должен был бы вести. К тому же рядом с ним не оказалось мальчишки.
Князь отошел от нищего, внимательно осмотрел руины церквушки и чернеющие рядом с ней еще более древние руины часовенки. Краем глаза он следил за «адмиралом», а тот, в свою очередь, так же внимательно отслеживал каждый его шаг. Однажды он даже приподнялся, чтобы видеть, что подполковник делает за руинами. И тогда Курбатов убедился, что, несмотря на броскую седину, это еще крепкий мужик, который едва дотягивал до шестидесяти и вряд ли должен был нищенствовать здесь, вместо того, чтобы трудиться.
К тому же он был одет в старую истрепанную морскую форму. И тоже, очевидно, не случайно. Нищий, не стыдящийся попрошайничать, сидя в тельняшке, — в этом было что-то противоестественное. По крайней мере так казалось Курбатову.
— Где служили? — вернулся он к нищему.
Мимо проходили две старушки. Одна из них достала из сумочки яйцо и положила в шапку нищему. При этом она внимательно присмотрелась к его лицу.
— А где ж это Порфирыч?
— Нет вашего Порфирыча. И не скоро появится, — благодушно покосился на подаяние нищий.
— Неужто? I — ужаснулась старуха.
— Контрой оказался. Врагом народа, ржавчина якорная.
Бабки в ужасе переглянулись, перекрестились и засеменили дальше.
«Так это не тот нищий! — окончательно убедился Курбатов. — А значит…»
— Где служил, спрашиваешь? Во флоте. На Волге. Поначалу воевал — это еще под Царицыным. Потом баржи водил. Еще вопросы будут?
— Достаточно.
«Провал, — холодно оценил ситуацию Курбатов. — Неужели провал?»
Правая рука его лежала на кобуре, левая сжимала пистолет, лежавший в кармане расстегнутой шинели.
— Никак, стрелять хочешь, адмирал? — мрачновато прищурился нищий. — С чего бы это? За Порфирыча осерчал? Не стоит. Ржавчина якорная — в том весь твой Порфирыч.
Так ничего толком и не поняв, Курбатов поспешно оставил кладбище. Когда он поделился своими подозрениями с бароном фон Тирбахом, скрывавшимся от глаз нищего у ворот, за оградой кладбища, тот резюмировал кратко:
— Что тут разгадывать? Убрать. Если не хочется марать рук, я этим займусь.
Курбатов еще помнил, как ему пришлось вырывать из рук подпоручика уже мертвого китайца, и, словно бы из сочувствия к нищему, он решительно покачал головой.
— Нужно подождать. Что-то здесь не то. Что-то произошло. Очевидно, мы запоздали со своим визитом, и что-то изменилось.
— Изменять здесь должны мы, господин подполковник. Причем как можно скорее и решительнее.
— Не блефуйте, барон. Мы с вами изменить что-либо вряд ли сумеем. Кровь пролить — другое дело.
6
И все же поздно вечером они оба явились на встречу, оставив при этом в засаде Власевича и Радчука. Каково же было удивление Курбатова, когда он увидел, что вместе с моряком-нищим на встречу пришла Алина. Одета она была явно не по-пролетарски: в темно-синий пиджак с бархатным воротом и такую же темно-синюю юбку, с голубоватой шляпки свисала прозрачная вуаль.
«Ходить в таком одеянии по улицам советского города — все равно что выкрикивать на площади перед обкомом здравицы в честь императора», — с легкой досадой подумал князь, опасаясь, как бы вслед за этими визитерами не явились другие, в кожанках. Но даже его опасение не могло затмить ра-достиг ведь это почти невероятно, что он опять видит перед собой Алину!
— Здравствуйте, князь, — она подала руку так, словно шла с ним на мазурку. — Здравствуйте, милый, — присутствие нищего совершенно не смущало ее. — Рада, что добрались. Сам Господь вел вас.